Читаем Тот самый полностью

– Здоровое любопытство? – громко прошептал я. – А залезть в чужой телефон – это тоже здоровое любопытство?

Я не собирался заговаривать об этом снова, но слова, сорванные злостью с моих губ, было не вернуть.

– Не передёргивай! Это сестринская забота, – Алиса заправила за ухо прядь светлых волос. – Ты вернулся сам не свой и ничего не рассказывал. Я стала беспокоиться и…

– Залезла в мой телефон! Не рассказывал, значит, не хотел, понимаешь?

Я всё ещё злился на Алису. Недавно я оставил телефон на зарядке, а сам ушёл в душ. Когда вернулся, Алиса сидела на кровати и открывала сообщения. Я выхватил у неё телефон, но она успела прочитать последнее сообщение.

На мгновение в глазах Алисы мелькнула вина, а после – обида, замаскированная равнодушием. Алиса всегда стремилась всё держать под контролем.

– Ты ничего не рассказывал, – настойчиво повторила она, словно её это оправдывало. – А мы никогда друг от друга ничего не скрывали… Никогда, понимаешь? Всегда друг за друга. Что изменилось? – Алиса закусила щёку. – Мы были друг у друга, но сейчас… Что сейчас, Матвей? И почему ты никуда не пошёл?

– М-м-м?

– Встретимся в пять у фонтана, – Алиса процитировала сообщение Кира.

– Ненавижу тебя, – прежде чем ответить на вопрос, я многозначительно посмотрел на Алису. Она невозмутимо отбросила волосы с лица и ехидно улыбнулась. – Это не твоё дело. Ещё раз попытаешься залезть в мой телефон, и я…

– И что?

– Просто не надо, – я сжал кулаки. – И мне не нужно будет объяснять почему, да?

– Нам нужно узнать, кто он, – Алиса вернулась к беспокоящему её вопросу. На самом деле я тоже был смущён маленьким открытием сегодняшнего утра.

– Значит, узнаем.

Я быстро встал.

– И, да, я тоже тебя терпеть не могу, – добавила Алиса, прежде чем я закрыл дверь.

– Дура.

– Придурок.

Как только разговор исчерпал себя, я вышел из спальни Алисы и вместо того, чтобы пойти в свою комнату, спустился на первый этаж, взял велосипед и под вопросительным взглядом мамы оставил дом на Черепаховой горе. Тот вскоре стал маленькой размытой точкой за спиной, пока не исчез вовсе.

Школьный двор превращался летом в заброшенное место. По вечерам пятниц тут иногда собирались подростки, чтобы покурить или выпить пива, но сегодняшний день не был пятницей, и я без опасений бросил велосипед рядом с лавкой. Прохлада, поднявшаяся от земли, столкнулась с горячим сухим воздухом, и на мгновение у меня закружилась голова. Жажда царапала горло.

Я злился на маму, злился на Алису, злился на весь мир. Я устал, вспотел и запыхался, и даже остановка у фонтана в парке не спасла моё бедственное положение. Я зачерпал в руки воды прямо из фонтана и сделал несколько глотков под удивлёнными взглядами прохожих. Если бы не запланированный маршрут, я бы стянул с себя футболку, окунул бы её в воду и надел, наслаждаясь прикосновением мокрой ткани. Вместо этого я быстро оттёр рот рукой, сел на велосипед и гнал, пока не оказался здесь, на школьном дворе.

Школьное здание высотой в три этажа, построенное в виде буквы «П», одиноко стояло на холме. Я решил заехать через задний вход, и прежде чем попасть во двор, мне пришлось размотать ржавую цепочку на калитке. К ней вела просёлочная дорога, напоминавшая ленту из белого мела посреди зелёной травы. Когда с цепочкой было покончено, я обогнул детскую площадку, которая состояла из старых облупившихся горок, и нашёл чистую лужайку, не заброшенную окурками. Я бросил велосипед рядом со скамейкой, подложил под голову рюкзак и поднял взгляд.

Первым делом я запаролил телефон и только потом позволил себе полюбоваться небом. От того, что я лежал на земле и смотрел, как плыли облака, казалось, что земля подо мной тоже двигалась, только в противоположную сторону. «Почему я тогда не пришёл?» – мысленно спрашивал я себя в который раз, выуживая разные ответы. Все они были неправильными. Я и сам толком не понимал почему. На самом деле я не знал, что готов был услышать, а что – нет.

Я ждал. На меня смотрели чёрные окна школы: летними вечерами они изредка загорались, когда сторож делал обход. Сейчас же они зияли пустотой. Я нервно поглядывал на дисплей телефона, наблюдая мерцающие цифры времени. Минуты сменялись минутами, но ничего не происходило, только солнце обжигало лицо всё сильнее. На горизонте маячила новая проблема – мистер N, заполучивший мамино сердце. Когда она доставала из тумбочки сладкие духи Томми Хилфигер, это значило лишь одно. Новый мужчина.

Я нашарил в кармане наушники и включил первую попавшуюся песню. Музыка – быстрый и безболезненный способ отключиться от мира.

Когда мне наскучило смотреть в небо, я закрыл глаза, почесав пальцами шелушащийся нос: под загаром проступала привычная бледность. Как только я решил, что ждать бессмысленно, музыка стала тише.

– Привет, – рука выдернула наушник из моего уха, и я услышал шелест травы.

Тень упала на лицо, но только на секунду: когда Кир лёг в траву, солнце снова ослепило меня. Я повернул голову в надежде избавиться от солнечного луча, бьющего по глазам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза