Читаем Тот самый полностью

Я молча опустил взгляд, разглядывая стёртый линолеум, выглядывавший из-под ковра. В конце концов, подумал я, виновата любовь. Всё всегда сводится к любви. Из-за любви пишут песни, из-за любви совершают безумные поступки. А ещё из-за любви умирают. Из-за любви или из-за её отсутствия.

Огладив пальцем каёмку кружки, я скосил взгляд на входную дверь: мысль о побеге всё ещё жила в голове. Только это казалось нечестным: мы разбили окно, вторглись в чужое пространство и теперь собирались сбежать. Я видел это по напряжённым позам Кира и Жеки. Им не терпелось уйти. Они сидели, слегка развернувшись к двери.

– Вот и ты для кого-то такой же человек, да? Тот самый. – Мутные глаза уставились на меня.

– Я в общем-то… – мне не хотелось откровенничать перед Жекой или Киром, не хотелось жаловаться и обнажать свои мысли, но этот вопрос по-настоящему задел меня. Задел настолько, что я, возможно, почувствовал себя самым одиноким человеком в мире. – Да, наверное, – коротко ответил я, дёргая плечом. – Вы надолго здесь?

Боковым зрением я уловил движение Кира: он развернул леденец и крутил фольгу в руках. Я чувствовал его взгляд. Возможно, потому что я хотел чувствовать, а возможно, я действительно мог отличить его взгляд от других взглядов.

– На месяц. Может, чуть больше. Если повезёт – на всё лето.

Мы сидели за столом чужого дома и обсуждали вещи, которые обычно не обсуждают за обеденным столом. Между тем мы забыли о неловкости, витавшей между нами. Для неловкости сейчас не осталось места.

– Извините нас, – сказала Жека, вставая. Она отодвинула стул, и деревянные ножки с неприятным скрипом царапнули линолеум. – Мы, наверное, пойдём. Не будем вам мешать. Вы только приехали… наверняка устали.

– Спасибо за чай, – Кир встал вслед за Жекой и отодвинул нетронутую чашку. Тёмная капля чая пропитала салфетку.

Взгляд Эллы потух. Никто не слушал её. Никто не знал её историю, которую она так хотела поведать миру.

Мы медленно направились к двери, словно любое наше движение могло нарушить хрупкое спокойствие, воцарившееся в доме. Я так и не узнал, почему Лиза убила себя. Когда Жека и Кир вышли на улицу, я замешкался на пороге.

– Если вы захотите, я могу прийти снова.

Мне показалось, что она нуждалась в надежде, а я – в месте, куда можно вернуться. Мы могли помочь друг другу. Исцелить от одиночества. У каждого человека своё собственное одиночество, но лекарство для всех одинаковое. Иногда достаточно того, что в тебе кто-то нуждается.

– Если ты действительно этого хочешь, – сказала она, оглядывая меня. – Я готовлю вкусный черничный пирог.

– Значит, до встречи, – ответил я с улыбкой.

Развернувшись, я опустил ладонь на ручку двери и повернул её, но голос Эллы остановил меня.

– Постой!

Я замер. Всё не могло закончиться так хорошо. Жека и Кир наверняка уже ушли. За секунды в голове пронеслась тысяча мыслей, и одна была хуже другой. По придумыванию худших концовок мне не было равных.

– Как тебя зовут?

С губ сорвался облегчённый вздох.

– Матвей, – я обернулся через плечо, чтобы взглянуть на Эллу. Отчего-то я знал, что ей можно доверить своё имя.

– Я должна знать твоё имя. Когда ты перешагнёшь порог этого дома, у меня останется только твоё имя, и я буду знать, что ты не призрак и не плод моего старческого воображения.

– Матвей, – зачем-то громче повторил я.

– Матвей, – повторила Элла, словно примиряясь к моему имени. – Что ж, до встречи, Матвей.

Я молча кивнул и вышел на крыльцо, оставив в доме всех призраков. Чаепитие со Шляпником закончилось, но я не чувствовал облегчения. Напротив, я ощущал тяжесть на плечах, как будто каждый шаг давался мне с трудом. Я пересёк каменную тропинку, ведущую к калитке, и обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на дом-призрак. Теперь мне казалось, что он ожил.

Слева от меня послышался хруст, и я повернул голову. Жека и Кир не ушли. Они стояли в тени дерева, о чём-то перешёптываясь.

Они ждали меня. Сейчас я понял одну вещь: мне не хотелось, чтобы они уходили. Думать об этом было легко, как дышать тёплым летним воздухом.

– Ну и полоумная бабка, – Жека прикусила губу, улыбаясь. Она прижимала загипсованную руку к груди. – Слышали, какой бред она несла? Ну и ну! Понимаешь? Нет, ты понимаешь? Понима-а-аешь? – она изображала Эллу, протягивая ко мне руку. На её запястье я заметил браслет из чёрных бусинок.

– Ей просто одиноко, – я пожал плечами и кивнул на браслет. – Откуда это?

– Позаимствовала у Лизы… – Жека пожала плечами. – И не смотри на меня так! Я взяла его, когда Элла ещё не пришла. Я не думала, что там кто-то живёт. А вообще… вот Элла и слетела с катушек от одиночества, – Жека обернулась и с опаской посмотрела на тёмные окна дома.

– Разве её можно в этом винить?

Мы не выбираем, быть нам одинокими или нет, но одиночество выбирает нас. Возможно, Жека почувствовала моё настроение и не стала продолжать.

– О чём вы с ней говорили?

– Извинился за вторжение, – соврал я.

Жека сочла мой ответ приемлемым и быстро прекратила допрос.

– На сегодня хватит приключений, – сказал Кир, становясь между нами с Жекой. – Не знаю, как вам, а мне вот так точно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза