Тот самый

Бывшая хозяйка дома любила вязать, создавая особенный уют. Моя мама совершенно не умела вязать. И шить тоже. Однажды у меня на куртке оторвалась петелька: мама пришила её, и на следующий день, когда я попытался повесить куртку в школьной раздевалке, петелька оторвалась. Чёрные нитки торчали из куска ткани как паучьи лапки. Куртку пришлось повесить за капюшон. С тех пор с Алисой мы привыкли сами решать проблемы, связанные с одеждой.

– Точно, – Жека понизила голос. Она стояла у полки, перебирая книги и журналы. Оглядевшись, она заговорила шёпотом: – Мама просто забыла его во дворе и ушла.

Я вспомнил слова Кира о том, что его мама – алкоголичка. Мне стало грустно.

– Моя мама подошла к нему и узнала, где тот живёт. Мы поели в кафе, а потом отвели его домой. Вот так всё и получилось.

– Что получилось? – Кир, спускавшийся со второго этажа, сел на нижней ступеньке.

– Любопытной Варваре сам знаешь что…

В гостиной повисло напряжение. Каждый делал вид, что всё в порядке, но в то же время каждый из нас чувствовал дискомфорт от присутствия друг друга в одной комнате. Что-то в наших отношениях переменилось. Я не был уверен в том, что, покинув стены этого дома, мы вновь начнём общаться.

– Так что здесь случилось? – спросил я, чтобы отвлечься.

– Не знаю, – ответила Жека. – Все говорят разное, кому верить – непонятно. Слухи они и есть слухи. Тут жила семья, кажется, у них была дочь. И, если верить слухам, она умерла в этом доме.

– Самоубийство?

– Оно самое. Кто-то говорит, что она повесилась на чердаке, кто-то – что наглоталась таблеток и заблевала всю ванную.

Даже после рассказа Жеки дом не выглядел устрашающе. Милые абажурные салфетки украшали овальный стол, светлые обои, казалось, отражали дневной свет и делали гостиную светлой и уютной. Никаких призраков, никакого ощущения злого рока, нависшего над домом.

Сложно было представить, что человек каждый день завтракал здесь, смотрел телевизор, разговаривал с семьёй. В один из таких непримечательных дней он позавтракал и сделал домашнюю работу, а после поднялся наверх и затянул петлю на шее. Или проглотил горсть таблеток. Я всё ещё не мог понять, что должно случиться, чтобы смерть стала избавлением? И каково осознавать, что минуты – это последние минуты в твоей жизни?

Я вздохнул и прикусил губу. Вспомнил, как мама рассказывала о желании убить себя. Представляла ли она, о чём будет думать в последние минуты жизни? Она хотела закончить всё, когда была беременна мной. Передавалась ли склонность к суициду по наследству?

– Давайте осмотрим дом? – Жека сначала посмотрела на меня, потом перевела взгляд поверх моего плеча на Кира, который всё ещё сидел на ступеньках. – Вдруг откопаем что-нибудь интересненькое.

– Это вандализм…

– Это дух авантюризма!

– Тогда я пойду наверх.

Я кивнул Жеке и зашагал к лестнице.

– И как ты вообще дожил до шестнадцати лет? – она кивнула на мою ладонь, и я только сейчас вспомнил о порезе. Кровь запеклась и стала чёрной. Я провёл ногтём по тонкой корке и улыбнулся Жеке.

– Случайно.

Заметив взгляд Кира, я отвернулся и быстро поднялся по лестнице на второй этаж. Наугад толкнул незапертую дверь и очутился в просторной светлой комнате. Здесь всё ещё витали призраки хозяев дома.

Стены обклеены бежевыми обоями. На полу лежал ковёр того же цвета, но с мелкими сливовыми цветами – благодаря ажурному узору пятна на ворсинках почти не бросались в глаза. Местами ковёр, казалось, был прожжён сигаретами.

По обе стороны от широкой кровати стояли пустые тумбочки. На дальней тумбочке я увидел старый дисковый телефон. Я повернул пальцем круг с цифрами и поднёс трубку к уху, наматывая на запястье чёрный шнур. Ответом мне была тишина, сотканная из молчания.

С лёгким разочарованием я вернул трубку на место и огляделся. Мне казалось, что телефон вот-вот зазвонит, и со мной свяжутся хозяева дома, упрекнув в нарушении личного пространства.

На бежевых однотонных обоях выделялось несколько прямоугольных пятен от рам. Когда-то здесь висели фотографии, которые сняли по неизвестной причине. Кто-то пытался избавиться от воспоминаний, но те всё равно возвращались в виде тёмных следов на обоях.

Я вернулся в длинный коридор и остановился перед белой дверью. Аккуратно повернул ручку, будто всё ещё не желая тревожить покой призраков, и вошёл в комнату. Узкая кровать, приставленная к стене, а над ней ряд чёрно-белых рисунков, прикреплённых канцелярскими булавками. Их цветные головки выглядели неуместно на фоне белой бумаги. Я подошёл ближе, чувствуя, как прикасаюсь к чему-то, что должно быть сокрыто от чужих глаз.