Я хотел сказать что-то ещё, что-то умное и колкое, но не смог. С лёгкостью сбросил с себя руки Кира, не встретив никакого сопротивления, будто он ждал, что я сделаю это в любую секунду. Я с силой пихнул его кулаками в грудь. В темноте зазвучали неуклюжие шаги. Я развернулся и зашагал наверх. Когда я со скрипом открыл дверь подвала, свет на мгновение ослепил меня, и я пошатнулся, опираясь рукой о стену. Свет, хоть и был тусклым, после темноты казался слепящим. Он разрисовывал внутреннюю сторону век белыми пятнами-вспышками. Сердце, став большим, быстро билось в груди. Я чувствовал пульсацию в висках. Мне казалось, будто я физически ощущал, как сердце гоняло кровь, и как та циркулировала по венам.
У входной двери нас по-прежнему ждала Жека. Я пересёк длинный коридор, не глядя по сторонам. Адреналин в крови делал мои движения резкими и быстрыми.
Повернув замок по часовой стрелке, я распахнул дверь, и мы с Жекой едва не столкнулись носами. Мы, как два отражения по разные стороны зеркала, отшатнулись друг от друга.
На пол упала полоска жёлтого света, очертив блёклый ковролин геометрическими линиями.
– Привет, – сказал я первое, что пришло в голову. Жека всё ещё выглядела удивлённой, поэтому я продолжил игру: – это доставка пиццы?
– Привет, – наконец ответила Жека, всё ещё стоя на пороге. – Пицца стухла, пока я ждала. Пожалуйста, больше никогда не обращайтесь в нашу службу доставки.
Она оттеснила меня плечом и проскользнула в дверной проём. Несколько секунд я смотрел на пустой двор и высокий металлический забор, думая, что если я собирался сбежать, то сейчас самое время. Помедлив, я всё-таки захлопнул дверь и снова повернул замок. На этот раз я не собирался сбегать. Я не трус.
В голове жило поверье: если повторять что-то, чего очень желаешь, много раз подряд, вселенная сжалится над тобой и обратит все невысказанные слова в правду.
– Не знала, что тебя заводят ролевые игры… А где Авдеев?
Я заметил, что Жека всегда быстро перескакивала с темы на тему, как только ей наскучивал разговор. Иногда она могла не закончить фразу и начать говорить о чём-то совершенно другом. Порой мне казалось, что любая мысль, едва начиная созревать, не могла зацепиться в её голове, не могла пустить корни и отвоевать себе место в сознании Жеки.
– Сейчас придёт.
– Выглядишь так, будто увидел привидение.
– Мы разве не для этого сюда пришли?
Жека внимательно посмотрела на меня. Большие глаза, подведённые сиреневым карандашом, казались ещё больше, чем обычно. Тёмно-серые, словно грозовые тучи, радужки обрамляли сузившиеся зрачки – сейчас Жека напоминала кошку. Не ту, которая будет ластиться к ногам, дай только повод, а ту, которая разорвёт глотку когтями, если что-то пойдёт не по её замыслу.
Короткий топик с этническими узорами подчёркивал тонкую талию. На животе я заметил россыпь тёмных родинок. Джинсовые шорты, обрамлённые бахромой, ярко выделялись на бледно-молочной коже. Голубые волосы, заплетённые в две косички по бокам, блестели от атласных лент, прикреплённых к длинным прядям. Я заставил себя отвести взгляд и начал разглядывать холл.
– Всегда мечтала завести друга призрака.
– Как рука?
– Всё ещё сломана.
– Хм…
Я подошёл к торшеру и провёл линию по краю тканевого абажура. На пальцах не осталось пыли.
– Я думал, что заброшенные дома выглядят не так.
В отличие от подвала дом выглядел гораздо лучше. Никаких отклеенных от сырости обоев, никакой плесени и паутины. Дома-призраки должны выглядеть совсем не так.
– И сколько он уже заброшен?
– Не знаю… Дофига лет точно!
Мебель была старой, но хорошо сохранившейся. Коридор делился на две части и уводил на второй этаж. Старый плешивый ковролин вылинял и стал однородного серого цвета, хотя раньше на нём красовался рисунок.
– Как вы познакомились с Киром?
Я подошёл к пузатому телевизору и приложил ладонь к тёмному экрану. В квадратном отражении я увидел себя.
– Давно. Очень давно, – Жека пожала плечами.
– Друзья навеки?
У меня не было тех, кого можно назвать настоящими друзьями. Я не знал, каково это, и слушать рассказ Жеки я начал с лёгкой завистью. Они с Киром были друг у друга, у меня же было только одиночество, приправленное враньём о ненадобности дружбы.
– Можно и так сказать… Когда мне было пять, я гуляла вместе с мамой во дворе. Стояла поздняя осень, а холод был просто офигительный. Так вот, пока я играла с другими детьми, мама заметила на лавке маленького мальчика, который сидел один и дрожал от холода.
Я попытался представить маленького растерянного Кира, растирающего холодные руки.
– Это был Кир, – заключил я, касаясь пальцами ажурной салфетки на телевизоре.