Читаем Тот самый полностью

Я высвободил руку и с надеждой взглянул на Жеку. Я хотел увидеть в серых глазах понимание.

– И что же случилось?

Она сделала затяжку и выдохнула бело-серое кольцо дыма в воздух, задрав голову.

– Ничего. Всё изначально было ошибкой.

Жека прищурилась.

– Я предупреждала.

– О чём?

– Что буду стрелять, – она ткнула пальцем мне в грудь.

Я вновь огляделся. Я и сам не знал, что хотел увидеть.

– Кир нравится Алисе. Она тебе об этом не говорила?

– Ты первый, кто мне это сказал. Но я догадывалась.

– Значит, теперь ты понимаешь.

– Нет, не понимаю.

Жека вновь сделала затяжку. Её зрачки расширились.

– Она моя сестра.

– И поэтому ты должен с ней поговорить.

– Ей лучше ничего не знать.

– Но ведь не тебе решать, знать ей или нет. Я могу с ней поговорить, – она бросила косяк на землю и наступила на него.

– Даже не думай об этом! Почему всем так не терпится всё решить за меня? То Алиса пытается меня с кем-то познакомить, то ты хочешь поговорить за меня. Нет…

– У меня есть рот. И иногда я даже им разговариваю…

– Всё равно нет. И я всё-таки пойду. Как там твоя мама?

– Всё также же больна раком, если ты об этом.

Я покачал головой. Жека улыбнулась кому-то за моим плечом. Я обернулся и встретился взглядом с незнакомцем. Я машинально помахал ему и вновь повернулся к Же.

– Мне пора. Ещё увидимся.

Быстро кивнув, я развернулся и зашагал к тропинке, петлявшей между сосен. Когда я обернулся, Жека уже исчезла. Я медленно брёл сквозь толпу: голоса людей казались неразборчивым шумом. Все смеялись, пили и наслаждались жизнью. Я ускорил шаг, но когда увидел знакомое лицо, остановился.

Вокруг большого плоского пня сидело несколько ребят. Одним из них был рыжий парень с взъерошенными волосами и в смешных очках с толстыми линзами. Парень с дис-лек-си-ей. Сын мистера N. Из любопытства я подошёл ближе, чтобы расслышать, о чём они говорили. Парень выглядел растерянным.

– Да ладно тебе, не ссы… – убеждал один из компании ребят.

– Просто закрой глаза, – подначивал второй.

– Ты же не ссыкло, ну!

Я пригляделся. У одного из парней в руках блеснул нож.

– Не собираюсь я резать твои пальцы, чего боишься! Ты ведь хочешь доказать, что смелый, да? – он схватил рыжего парня за запястье под довольные взгляды своих друзей и положил его ладонь на плоский пень. – Хочешь, чтобы тебя уважали? Готов?

Я вспомнил, как мистер N. сжимал плечо мамы. Вспомнил, как мама чисто гипотетически расспрашивала меня о всяком. Возможно, сейчас я должен был злиться.

«В мире и так слишком много дерьма, – говорил Тот, кто должен был стать мне отцом. – Кто-то должен быть добрым».

Его я тоже не мог вспоминать без злости, ведь он бросил нас, бросил и своего мёртвого сына. Сейчас я злился на весь мир. Я решительно подошёл к ребятам и широко улыбнулся. Парень с дис-лек-си-ей сразу узнал меня. В его глазах мелькнуло удивление вперемешку с испугом.

– Привет, – я помахал рукой всем сразу. – А вы тут веселитесь, да?

– Лучше вали, если собираешься нам мешать. А если хочешь посмотреть, сядь и заткнись.

Я сел на траву напротив рыжего парня и взглянул на того, у кого был нож.

– А можно мне?

– Чего?

Я молча положил ладонь тыльной стороной вверх на плоский пень и расставил пальцы.

– Я вместо него. Вам ведь всё равно?

Они просто издевались над парнем, который не вписывался в их компанию. Я знал, каково это. Я хотел доказать себе, что не трус. Пусть Кир считал иначе, пусть, по его мнению, я не был достоин носить орлиное перо.

Я вспомнил рассказ Кира. Вспомнил сладковатый аромат яблока и лезвие, разделившее его пополам. Мурашки усеяли затылок. Я покачал головой, прогоняя липкий страх, и с вызовом посмотрел на парня с ножом.

– Зачем тебе это?

– Хочу убедиться, что я не трус.

– Может быть, ты просто псих? – сказал один из парней, и все засмеялись.

– Может быть. Ну так что?

– Закрой глаза.

В темноте блеснуло лезвие.

– Нет. Я не хочу закрывать глаза.

Если вдруг он отрубит мне палец, я хочу это видеть.

– Смотри сам. Знаешь, говорят, это игра фортуны.

Раздался первый стук ножа о дерево. Лезвие вонзилось между большим и указательным пальцем, оставив вмятину в древесине. Я затаил дыхание. Второй стук, третий, четвёртый… Лезвие плавно стучало по дереву. Я не отрывал от него взгляда, словно приворожённый, а сам повторял про себя мантру: я не трус, я не трус, я не трус…

После нескольких ударов скорость увеличилась. Лезвие прыгало между пальцев, и я видел в воздухе только смазанный блеск стали. Похоже, этот парень делал подобное не впервые. Он выглядел ловким и внимательным: вскоре я перестал бояться за свои пальцы. Страх отступил, но часть его тягостно сдавливала сердце каждый раз, когда раздавался глухой стук. Вот сейчас, думал я, вот сейчас точно не повезёт. Я не собирался убирать руку, потому что должен был убедиться: я не трус.

Чувство опасности покалывало кожу. Адреналин разливался в груди. Лёгкий страх вперемешку с адреналином оттеснили мысли, очистив разум. Сейчас я был сосредоточен только на лезвии, которое скользило между пальцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза