Читаем Тот самый полностью

Кир отстранился первым. Мы встретились взглядами. Если жизнь была циклична, повторяясь круг за кругом, всё должно закончиться здесь. Здесь мы познакомились, здесь мы и расстанемся. Прохладный ветер пощекотал шею. Я вспоминал нашу первую встречу.

Мы зашагали по тропе к выходу из парка. Я не смотрел по сторонам, только под ноги – на рыхлую землю, изрезанную колёсами велосипеда.

Когда тропинка закончилась, а перед глазами появились огни фонарей, мы молча остановились. Я кивнул Киру. Он коротко кивнул в ответ.

– Догадайся, что со мной случилась беда, – донёсся до меня тихий голос Кира. – Приди, приди, приди…

Я сразу узнал эти строки из романа Булгакова. Вспомнил, как Кир забрал у меня книгу и прочёл отрывок вслух. Мы лежали на траве в парке, а Себа бегал вокруг нас. Тогда мы совсем не знали друг друга. Может быть, мы не знали друг друга и сейчас.

Кир протянул мне чёрный шнурок с медным пером. Я покачал головой, глядя на перо, блестевшее в свете фонаря.

– Думаю, храбрым вождям не нужно подтверждение в их силе.

– Ты прав. Они знают это и без доказательств.

Кир выбросил шнурок в урну. Раздался короткий звук удара о металлическое дно. Мы молча разошлись в противоположные стороны, оставляя доказательство нашей связи в городской урне.

Как только я остановился перед развилкой дорог, я свернул на тротуар, ведущий к заброшенному дому Эллы.

Только она могла понять меня.

Глава XIV. Возвращение блудного сына

Я проснулся с головной болью, лёжа на продавленном диване. Чтобы поместиться, я поджимал ноги. Ночью я решил не стучаться: осторожно толкнул дверь, и та оказалась не заперта. Ветхий дом с одиноким призраком никого не интересовал. В нём обитали только духи прошлого. Я шагнул в тёмный прямоугольник и по памяти отыскал гостиную, в которой стоял старый диван с подушками в вылинявших чехлах.

Сейчас Элла сидела рядом со мной, словно совсем не была удивлена моему ночному визиту. Ощутив прилив боли, я поднял ладонь и увидел бинт, пропитанный кровью. Я закрыл глаза рукой и протяжно выдохнул: воспоминания о прошедшем вечере разом обрушились на меня. Как дальше жить? Семья была моей единственной гаванью в этом шторме жизни.

Сквозь зашторенное окно слабо проникал свет. В его луче кружилась пыль. Я сосредоточился на тонком луче, будто от этого зависела моя жизнь. Случившееся ночью казалось мне кошмаром. Мне почти удалось убедить себя, что это сон, но забинтованная рука не давала забыть о боли.

Элла с беспокойством разглядывала меня, слегка покачиваясь в кресле. Мои пальцы подрагивали, будто я долго держал их под ледяной водой.

– Сколько сейчас времени?

Я прищурился, чувствуя болезненную пульсацию в висках, и приподнялся на локтях. Мышцы затекли от неудобного положения. Ментальная боль превращалась в физическую и ощутимую боль, словно собиралась разрушить организм изнутри до каждой клетки. Что сейчас чувствовал Кир? О чём думала Алиса с разбитым сердцем? Я до сих пор не понимал, как одно решение могло повлиять на несколько жизней, которые не должны были пересечься. Любой, повстречавшийся на пути, изменял нас. От кого-то мы приобретали любовь к зелёному чаю, от кого-то – пристрастие к чёрно-белым хичкоковским фильмам, а от кого-то оставались только шрамы на сердце.

– Девять утра.

– Девять утра, – бесцветным голосом повторил я.

Время ничего не значило.

Жизнь напоминала лабиринт Минотавра. Если войти в него, уже нельзя вернуться обратно. За каждым поворотом могла поджидать смерть, разочарование или любовь. Тёмные коридоры лабиринта таили неизвестность, и к ней нельзя подготовиться. Мы следуем за нитью Ариадны, шаг за шагом создавая собственную жизнь. Мы не можем предугадать будущее, не можем изменить прошлое, но мы можем жить настоящим, жить здесь и сейчас, не оглядываясь на пройденный путь.

Мне никто не звонил, потому что я отключил телефон. Возможно, мне никто не звонил вовсе не поэтому. Я взъерошил спутанные волосы и опустил ноги на пол.

– Пойдём завтракать.

Элла поднялась со стула, разгладив складки на платье морщинистыми руками, и медленно, словно сломанная кукла, зашагала в сторону кухни.

– Вы даже не спросите, что я здесь делаю?

– А тебе так не терпится рассказать?

Я промолчал. Встал и пошёл вслед за Эллой. В тишине мы позавтракали: ела только Элла. Я выпил только кофе: есть мне совсем не хотелось. Возможно, когда рушится жизнь, еда – это последнее, о чём думают люди.

Мы поднялись на второй этаж, и Элла достала из ящика железную коробку со старыми фотографиями. Я лежал на полу и разглядывал чёрно-белые фотокарточки. Элла сидела в кресле и курила. Руки, поражённые артритом, слегка дрожали, но Элла старалась твёрдо держать сигарету между пальцев. Я раскладывал фотографии вокруг себя, чувствуя под пальцами ворсинки ковра.

– Почему вы каждый раз возвращаетесь сюда? Разве воспоминания не делают вам больно? По-моему, проще навсегда забыть это место.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза