Кир отстранился первым. Мы встретились взглядами. Если жизнь была циклична, повторяясь круг за кругом, всё должно закончиться здесь. Здесь мы познакомились, здесь мы и расстанемся. Прохладный ветер пощекотал шею. Я вспоминал нашу первую встречу.
Мы зашагали по тропе к выходу из парка. Я не смотрел по сторонам, только под ноги – на рыхлую землю, изрезанную колёсами велосипеда.
Когда тропинка закончилась, а перед глазами появились огни фонарей, мы молча остановились. Я кивнул Киру. Он коротко кивнул в ответ.
– Догадайся, что со мной случилась беда, – донёсся до меня тихий голос Кира. – Приди, приди, приди…
Я сразу узнал эти строки из романа Булгакова. Вспомнил, как Кир забрал у меня книгу и прочёл отрывок вслух. Мы лежали на траве в парке, а Себа бегал вокруг нас. Тогда мы совсем не знали друг друга. Может быть, мы не знали друг друга и сейчас.
Кир протянул мне чёрный шнурок с медным пером. Я покачал головой, глядя на перо, блестевшее в свете фонаря.
– Думаю, храбрым вождям не нужно подтверждение в их силе.
– Ты прав. Они знают это и без доказательств.
Кир выбросил шнурок в урну. Раздался короткий звук удара о металлическое дно. Мы молча разошлись в противоположные стороны, оставляя доказательство нашей связи в городской урне.
Как только я остановился перед развилкой дорог, я свернул на тротуар, ведущий к заброшенному дому Эллы.
Только она могла понять меня.
Глава XIV. Возвращение блудного сына
Я проснулся с головной болью, лёжа на продавленном диване. Чтобы поместиться, я поджимал ноги. Ночью я решил не стучаться: осторожно толкнул дверь, и та оказалась не заперта. Ветхий дом с одиноким призраком никого не интересовал. В нём обитали только духи прошлого. Я шагнул в тёмный прямоугольник и по памяти отыскал гостиную, в которой стоял старый диван с подушками в вылинявших чехлах.
Сейчас Элла сидела рядом со мной, словно совсем не была удивлена моему ночному визиту. Ощутив прилив боли, я поднял ладонь и увидел бинт, пропитанный кровью. Я закрыл глаза рукой и протяжно выдохнул: воспоминания о прошедшем вечере разом обрушились на меня. Как дальше жить? Семья была моей единственной гаванью в этом шторме жизни.
Сквозь зашторенное окно слабо проникал свет. В его луче кружилась пыль. Я сосредоточился на тонком луче, будто от этого зависела моя жизнь. Случившееся ночью казалось мне кошмаром. Мне почти удалось убедить себя, что это сон, но забинтованная рука не давала забыть о боли.
Элла с беспокойством разглядывала меня, слегка покачиваясь в кресле. Мои пальцы подрагивали, будто я долго держал их под ледяной водой.
– Сколько сейчас времени?
Я прищурился, чувствуя болезненную пульсацию в висках, и приподнялся на локтях. Мышцы затекли от неудобного положения. Ментальная боль превращалась в физическую и ощутимую боль, словно собиралась разрушить организм изнутри до каждой клетки. Что сейчас чувствовал Кир? О чём думала Алиса с разбитым сердцем? Я до сих пор не понимал, как одно решение могло повлиять на несколько жизней, которые не должны были пересечься. Любой, повстречавшийся на пути, изменял нас. От кого-то мы приобретали любовь к зелёному чаю, от кого-то – пристрастие к чёрно-белым хичкоковским фильмам, а от кого-то оставались только шрамы на сердце.
– Девять утра.
– Девять утра, – бесцветным голосом повторил я.
Время ничего не значило.
Жизнь напоминала лабиринт Минотавра. Если войти в него, уже нельзя вернуться обратно. За каждым поворотом могла поджидать смерть, разочарование или любовь. Тёмные коридоры лабиринта таили неизвестность, и к ней нельзя подготовиться. Мы следуем за нитью Ариадны, шаг за шагом создавая собственную жизнь. Мы не можем предугадать будущее, не можем изменить прошлое, но мы можем жить настоящим, жить здесь и сейчас, не оглядываясь на пройденный путь.
Мне никто не звонил, потому что я отключил телефон. Возможно, мне никто не звонил вовсе не поэтому. Я взъерошил спутанные волосы и опустил ноги на пол.
– Пойдём завтракать.
Элла поднялась со стула, разгладив складки на платье морщинистыми руками, и медленно, словно сломанная кукла, зашагала в сторону кухни.
– Вы даже не спросите, что я здесь делаю?
– А тебе так не терпится рассказать?
Я промолчал. Встал и пошёл вслед за Эллой. В тишине мы позавтракали: ела только Элла. Я выпил только кофе: есть мне совсем не хотелось. Возможно, когда рушится жизнь, еда – это последнее, о чём думают люди.
Мы поднялись на второй этаж, и Элла достала из ящика железную коробку со старыми фотографиями. Я лежал на полу и разглядывал чёрно-белые фотокарточки. Элла сидела в кресле и курила. Руки, поражённые артритом, слегка дрожали, но Элла старалась твёрдо держать сигарету между пальцев. Я раскладывал фотографии вокруг себя, чувствуя под пальцами ворсинки ковра.
– Почему вы каждый раз возвращаетесь сюда? Разве воспоминания не делают вам больно? По-моему, проще навсегда забыть это место.