Читаем Тот самый полностью

Тишина пугала меня. Некогда заброшенный дом действительно превращался в заброшенный дом.

– Элла, вы тут?

В воцарившейся тишине вопрос звучал слишком громко. Не став тратить время на разговор с пустотой, я стал оббегать комнату за комнатой. Перед каждой дверью сердце замирало от волнения. Поворачивая резные ручки, я боялся увидеть Эллу, лежавшую на полу. Я боялся не увидеть её вовсе.

Когда осталась последняя комната с воспоминаниями-фотографиями, я на мгновение замер в тёмном коридоре, напоминая одного из призраков этого дома. Я помедлил, не желая мириться с реальностью, и наконец повернул дверную ручку вниз.

Я шагнул в тишину комнаты, которая тут же поглотила меня, и огляделся. Эллы здесь не было. Её не было нигде: она не варила кофе на кухне, не курила в кресле и не перебирала фотографии-воспоминания.

Захлопнув за собой дверь, я лёг в центр комнаты и закрыл лицо руками. По всей видимости, Элла уехала до следующего лета. Я стукнул кулаком по полу и сел, оглядываясь. На стене, подвешенный колечком за гвоздь, болтался ловец снов. Я резко встал и взял его в руки: этот ловец снов принадлежал Жеке. Возможно, после прошлого раза Жека тоже заходила к Элле.

Я вернул ловец снов на место и огляделся. Дом стал одиноким, как и прежде. Взявшись за дверную ручку, я напоследок обвёл пустую комнату взглядом, чтобы оставить ей место в собственной памяти.

Помедлив, я присел на пол и выдвинул ящик с железной коробкой. Я открыл крышку и взглянул на стопку старых фотографий. Они были обмотаны канцелярской резинкой. Сверху лежал клочок бумаги. Я перевернул его и увидел неровный, едва читаемый почерк.

«Не обесценивай воспоминания. Однажды для кого-нибудь ты станешь тем самым человеком. Однажды тот самый найдёт тебя».

Я кивнул, словно Элла могла меня видеть, сунул записку в карман и вернул коробку на место.

Уходя, я оглядывался на дом, который смотрел на меня пустыми чёрными окнами. На мгновение мне показалось, будто в окне второго этажа я увидел призрак дочери Эллы. Размытый силуэт, держась тонкими пальцами за штору, следил за мной с тоской и немым укором. «Не покидай меня», – говорил взгляд силуэта. «Останься».

Я быстро заморгал. Никакого силуэта за окном не оказалось – его придумало моё воображение, чтобы заполнить давящую пустоту дома.

Возвращаясь домой, я брёл по тротуару в тени деревьев и перебирал пальцами в кармане джинсов записку. Лето, подарившее мне друзей, медленно отнимало их. Оно заново выстраивало сбившийся баланс в мире. Ведь мир Граниных и иной мир, как мне всегда казалось, никогда не пересекались. Если такое происходило, как в случае с нашим отчимом, мир забирал вдвойне.

«Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать», – вспомнил я любимые слова мамы. Сейчас для меня это звучало так: «чтобы что-то получить, нужно отдать своё сердце: его искромсают и вернут обратно пустым».

Может быть, это было справедливо. Может быть, все люди отдают кому-то сердца и ходят пустыми оболочками, играя в чувства.

Дорога до дома на Черепаховой горе заняла чуть больше времени, чем обычно. Я брёл по аллее с наушниками в ушах и разглядывал людей вокруг себя. Они торопились по делам, не спеша прогуливались и разговаривали с улыбками. Все они – те самые люди для кого-то. Все они – центр маленькой вселенной.

Когда я подходил к дому, то заметил чёрное пятно на обочине у поворота. Я спрятал наушники в карман и зашагал к чёрному пятну. С очередным шагом я осознал, чёрное пятно – это Гораций. Неподвижный Гораций.

Я подбежал к нему и прижал руки к шерсти: ладони почернели от тёплой крови. Маленькая лужица крови скопилась у мордочки с полузакрытыми глазами. Я в ужасе отдёрнул руки.

За спиной раздались шаги.

– Вот урод! – крикнул звонкий голос. – Я видела, как он его сбил! Ублюдок…

Алиса упала на колени и нависла над Горацием.

– Гор, маленький, давай, очнись же, ну…

Мне показалось, что Гораций не дышал. Этого не может быть.

Алиса ласково погладила его между ушей. Шерсть на боку слиплась от крови, а передняя лапа неестественно выгнулась.

Я не слышал дыхания. Не видел, как поднималась его грудная клетка. Алиса гладила шерсть, всё больше пачкаясь в крови. Я замер в оцепенении, а в голове билась только одна мысль.

Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть.

– Гор, тебе нужно домой. – Алиса нежно провела грязными пальцами по холке и потянула кота к себе.

Я резко одёрнул руку Алисы.

– Если он умрёт, ты будешь виноват! Если бы не ты, ничего бы…

– Тише! – шикнул на неё я. – Тише!

Алиса замолчала. Мы услышали слабое дыхание Горация.

– Неси коробку или что-то, куда можно его положить. И деньги. Повезём его в ветклинику.

Молча кивнув, Алиса не шелохнулась, и я с силой тряхнул её за плечо, возвращая в реальность.

– Давай, скорее! Я схожу за великом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза