Тот самый

Когда я ехал на велосипеде, а Алиса сидела сзади меня на багажнике, крепко держа коробку в руках, я думал только об одном.

Он не мог умереть.

Глава XVI. Рисунки любви

Когда мы оказались в длинной очереди, уставшие люди, увидев Алису с коробкой в руках, пропустили нас. Возможно, в этот момент мы выглядели как два испуганных ребёнка. Алиса сжимала коробку из-под обуви дрожащими руками: на ладонях запеклась кровь. На указательном пальце засох сгусток крови, похожий на глубокую рану. На бледных щеках Алисы осталось несколько тёмных пятен – отпечатки грязных пальцев. Алиса испуганно озиралась: в голубых глазах плескался страх за Горация. Два широких зрачка напоминали бездны.

Люди с сочувствующими взглядами расступились перед нами.

В небольшом помещении, отделанном светлым кафелем, нетерпеливо сидели хозяева и их домашние любимцы: собаки, коты и даже морская свинка. Пёс корги, спрятавшийся у ног хозяина, дружелюбно поглядывал на меня и вилял хвостом. В воздухе витало напряжение: большинству людей не терпелось вернуться домой, некоторые же из них переживали за своих питомцев. В углу, на мягкой скамейке, я заметил пожилую женщину, прижимавшую белую кошку к груди. Она гладила её по холке и приговаривала: ну-ну, моя хорошая, всё будет хорошо.

«Всё будет хорошо», – повторил я.

Алиса вручила коробку с Горацием ветеринару в белом халате. Когда молодой мужчина с тенями усталости под глазами коснулся ладонями блестящих боков коробки, Алиса недоверчиво сжала пальцы на картоне и потянула коробку к себе. Несколько секунд она стояла неподвижно, будто оценивая мужчину на доверие, и кивнула. Он бережно взял коробку. На его руках я увидел синие хирургические перчатки.

– Он не может умереть, – сказал я, останавливаясь взглядом на бейджике, прикреплённом к халату мужчины. Я вглядывался в чёрные аккуратные буквы, и это меня успокаивало. – Он не может…

Смерть Горация положила бы конец всем надеждам. Его смерть навсегда бы разделила нас с Алисой. Последние дни между нами с Алисой разверзлась пропасть – огромная и невидимая. Любые слова, сказанные мной, не долетали до Алисы: их поглощала пропасть. Я говорил с ней. Я чувствовал ледяное касание ветра, поднимавшееся с чёрного дна бездны.

Я стоял на краю пропасти.

Алиса говорила с ветеринаром, но я не слышал голосов. Их рты беззвучно открывались: они напоминали декоративных рыбок за толстым стеклом аквариума. Горация отнесли в светлую операционную комнату. Из операционной выходили две бежевые двери с табличкой «вход только для персонала». Я видел, как на чёрную лапу Горация ставили катетер. Пушистый бок со слипшейся шерстью медленно поднимался от дыхания.

«Борись, друг, – мысленно просил его я. – Не умирай».

Я сел на скамейку с мягкими подушками, находящуюся под плакатом о поиске клещей в шерсти животных. Молодой парень, сидевший на краю скамейки, встал и пересел в противоположный конец – ближе к стойке.

Длинная стойка, за которой стояла приветливая девушка, переходила в витрину, сделанную в виде буквы «Г». Глянцевый плакат с пушистым котом на половину стены рекомендовал приобрести корм немецкой фирмы. Люди в очередях уткнулись взглядами в дисплеи телефонов. Стеклянные витрины пестрили лекарствами, игрушками и кормом. Я заметил напечатанное на бумаге предупреждение крупным шрифтом «продажа антибиотиков для животных только по рецепту врача». Я вслушивался в голоса: они звучали как белый неразборчивый шум.

Прямо сейчас ветеринары боролись за жизнь Горация. Я представил острые скальпели, перепачканные в крови, и железные подносы с инструментами. Когда женщина, сидевшая напротив меня, чихнула, я вздрогнул, словно невидимый скальпель вонзился в мою плоть.

Я закрыл глаза, переводя дыхание, и почувствовал рядом с собой движение. Алиса невесомо, как дуновение ветра, опустилась на скамейку. Мы молчали, нервно поглядывая на время. Алиса сдирала ногтями засохшую кровь с ладоней. Звук соприкосновения ногтей с кожей вызывал неприятные мурашки на затылке. Время тянулось медленно как жвачка, прилипшая к подошве. Иногда медсёстры в белых халатах, безучастные к волнению, витавшему в воздухе, вызывали на приём хозяев с животными, и те быстро возвращались.

«Он не мог умереть», – снова повторил я, разглядывая светлую плитку под ногами. В швы между плиток въелась грязь, принесённая подошвами сотнями каблуков, кед и ботинок.

Я стучал пальцами по колену и считал секунды.

– Он не умрёт, – тихо сказала Алиса, не поворачиваясь. Она по-прежнему сидела неподвижно, словно восковая фигура, а её лицо не выражало никаких эмоций. Мне показалось, что Алиса не моргала.