Тот самый

Жека внимательно посмотрела на меня. Глаза, подведенные сиреневым карандашом, казались еще больше, чем обычно. Темно-серые, словно грозовые тучи, радужки обрамляли сузившиеся зрачки – сейчас Жека напоминала кошку. Не ту, которая будет ластиться к ногам, дай только повод, а ту, которая разорвет глотку когтями, если что-то пойдет не по ее замыслу.

Короткий топик с этническими узорами подчеркивал тонкую талию. На животе я заметил россыпь темных родинок. Джинсовые шорты, обрамленные бахромой, ярко выделялись на бледно-молочной коже. Голубые волосы, заплетенные в две косички по бокам, блестели от атласных лент, прикрепленных к прядям. Я заставил себя отвести взгляд и начал разглядывать холл.

– Всегда мечтала завести друга-призрака.

– Как рука?

– Все еще сломана.

– Хм…

Я подошел к торшеру и провел линию по краю тканевого абажура. На пальцах не осталось пыли.

– Я думал, что заброшенные дома выглядят не так.

В отличие от подвала дом выглядел гораздо лучше. Никаких отклеенных от сырости обоев, никакой плесени и паутины.

– И сколько он уже заброшен?

– Не знаю… Дофига лет точно!

Мебель была старой, но хорошо сохранившейся. Коридор делился на две части и уводил на второй этаж. Старый плешивый ковролин вылинял и стал однородного серого цвета, хотя раньше на нем красовался рисунок.

– Как вы познакомились с Киром?

Я подошел к пузатому телевизору и приложил ладонь к темному экрану. В квадратном отражении я увидел себя.

– Давно. Очень давно. – Жека пожала плечами.

– Друзья навеки?

У меня не было тех, кого можно назвать настоящими друзьями. Я не знал, каково это, и слушать рассказ Жеки начал с легкой завистью. Они с Киром были друг у друга; у меня же было только одиночество, приправленное враньем о ненадобности дружбы.

– Можно и так сказать… Когда мне было пять, я гуляла вместе с мамой во дворе. Стояла поздняя осень, а холод был просто офигительный. Так вот, пока я играла с другими детьми, мама заметила на лавке маленького мальчика, который сидел один и дрожал от холода.

Я попытался представить маленького растерянного Кира, растирающего холодные руки.

– Это был Кир, – заключил я, касаясь пальцами ажурной салфетки на телевизоре.

Бывшая хозяйка дома, по всей видимости, любила вязать, создавая уют. Моя мама в отличие от нее совершенно не умела вязать. И шить тоже. Однажды на моей куртке оторвалась петелька: мама пришила ее, а на следующий день, когда я попытался повесить куртку в школьной раздевалке, петелька порвалась. Черные нитки торчали из куска ткани, как паучьи лапки. С тех пор мы с Алисой привыкли сами решать проблемы, связанные с одеждой.

– Точно. – Жека понизила голос. Она стояла у полки, перебирая книги и журналы. Оглядевшись, она заговорила шепотом: – Мама просто забыла его во дворе и ушла.

Я вспомнил слова Кира о том, что его мама – алкоголичка. Мне стало грустно.

– Моя мама подошла к нему и узнала, где тот живет. Мы поели в кафе, а потом отвели его домой. Вот так все и получилось.

– Что получилось? – Кир, вышедший из подвала, сел на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж.

– Любопытной Варваре сам знаешь что…

В гостиной повисло напряжение. Каждый делал вид, что все в порядке, но в то же время каждый из нас чувствовал дискомфорт от присутствия друг друга в одной комнате. Что-то в наших отношениях переменилось. Я не был уверен в том, что, покинув стены этого дома, мы вновь начнем общаться.

– Так что именно здесь случилось? – спросил я, стараясь отвлечься, хотя уже знал примерную историю.

Чтобы унять дрожь в пальцах, я сунул ладонь в карман джинсов.

– Не знаю, – ответила Жека. – Все говорят разное, кому доверять – непонятно. Слухи они и есть слухи. Тут жила семья, кажется, у них была дочь. И, если верить слухам, она умерла в этом доме.

– Самоубийство, – вспомнил я сумбурный рассказ Жеки.

– Оно самое. Кто-то говорит, что она повесилась на чердаке, кто-то – что наглоталась таблеток и заблевала всю ванную.

Даже после рассказа Жеки дом не выглядел устрашающе. Милые ажурные салфетки украшали овальный стол, светлые обои, казалось, отражали лучи дневного солнца и делали гостиную уютной. Никаких призраков, никакого ощущения злого рока, нависшего над домом.

Сложно было представить, что человек каждый день завтракал здесь, смотрел телевизор, разговаривал с семьей. В один из таких непримечательных дней он позавтракал и сделал домашнюю работу, а после поднялся наверх и затянул петлю на шее. Или проглотил горсть таблеток. Я все еще не мог понять: что должно случиться, чтобы смерть стала избавлением? И каково осознавать, что эти мгновения – последние минуты в твоей жизни?

Я вздохнул и прикусил губу. Вспомнил, как мама рассказывала о желании убить себя. Представляла ли она, о чем будет думать в последние минуты жизни? Передавалась ли склонность к суициду по наследству?

– Давайте осмотрим дом? – Жека сначала посмотрела на меня, потом перевела взгляд поверх моего плеча на Кира, который все еще сидел на ступеньках. – Вдруг откопаем что-нибудь интересненькое.

– Это вандализм…

– Это дух авантюризма!

– Тогда я пойду наверх.

Я кивнул Жеке и зашагал к лестнице.