Я все еще думал о словах Кира. Они засели в голове, как навязчивая песня: будто я не помнил всех слов, но все равно напевал мотив. Возможно, я и правда не умел отвечать за свои поступки. Раньше в этом не было нужды, а сейчас мне было проще делать вид, что ничего не произошло. Поведение, недостойное уважения. Наверняка Кир на моем месте поступил бы иначе. Кир был не такой, как я. Смелый и уверенный в себе. Я понял это в день нашего знакомства, когда его не побеспокоила рубашка, перепачканная зеленкой.
– Спасибо, – сказал я темноте, наткнувшись рукой на очередную полку.
Это было не обязательно, но мне хотелось сказать.
– Хм, – ответила мне темнота после минутного размышления. – За что?
– За Керуака.
– Тогда я тут ни при чем. Это Конфуций.
Разговор не клеился, и я решил выбираться из подвала. Я посветил телефоном под ноги, отыскивая взглядом ступеньки, которые вели к спасительному свету. Затхлый тяжелый воздух пропитался запахом сырости: казалось, с каждым новым вдохом плесень разрасталась в легких, опутывала ребра перламутровыми чешуйками и просачивалась через кожу.
В книгах все было проще. Там я был кем угодно, а это значило, что на самом деле я был никем. Все вокруг принимали за меня решения, но
Я отыскал взглядом ветхие ступеньки и обрадовался: больше не придется оставаться здесь. Сделав порывистый шаг, я наткнулся на препятствие.
– Снова полтергейст?
– Теперь я.
– Надо же! Жека ждет.
– Я поцеловал ее, потому что тогда мне хотелось ее поцеловать. Не то чтобы…
– Поздравляю!
В темноте вспыхнул дисплей телефона и тут же погас.
– Нет, не то чтобы она мне нравилась так, как должна нравиться… Просто я… – Все, сказанное мной, выглядело как оправдание. Пока я пытался подобрать правильные слова, вопрос Кира разбил все мысли:
– И зачем ты мне это говоришь?
– Не знаю, – после секундного замешательства ответил я. – Потому что нам надо об этом говорить?
– Зачем?
Затеяв этот разговор, я не думал, что говорить об этом будет так сложно. Зачем? Я и сам не знал.
– Я не знаю зачем. А зачем люди вообще разговаривают?
– Чтобы не слушать тишину.
Злость Кира я принял за ревность. Ревность к Же. Сейчас я понял, что ничего не знал об их отношениях, поэтому выглядел глупо. Возможно, Кир уже жалел о нашем знакомстве.
– Очень смешно, – ответил я без тени улыбки. В конце концов, я тоже начал злиться, чувствуя, что разговор заходит в тупик. Кир будто специально оставлял меня без возможности ответить, потому что любая моя фраза разбивалась о его вопрос «зачем». – Я понимаю, что Же тебе нравится, и, наверное, я должен был извиниться за то, что поцеловал ее. Так что извини. Я не собирался ее целовать, если тебе от этого станет легче, просто так… просто так получилось, и всё. И всё, – повторил я на выдохе.
Дыхание перехватило, словно я пробежал кросс или собирался прыгнуть с обрыва. Не услышав ответа, я шагнул на ступеньку вверх. Ветхое дерево заскрипело под подошвами.
– С чего ты взял?
Рука, перехватившая запястье, рывком остановила меня, и я едва не полетел вниз.
– Что?
– Что она мне нравится.
– Потому что это очевидно.
– Правда?
Я молчал. Фантомное тиканье, которое можно было принять за ход часов, оказалось бомбой, отсчитывающей время до взрыва.
– И давно ты делаешь выводы о людях, даже не поговорив с ними? Знаешь, а я понял, почему у тебя нет друзей.
Это было слишком. Я дернул рукой, не собираясь дослушивать, но Кир только крепче сжал пальцы на запястье.
Я молча ждал, когда бомба взорвется. И она взорвалась.
– Думаешь, что знаешь всё лучше других и что ничьи советы тебе не нужны, да? Считаешь всех вокруг себя идиотами. Чувствуешь себя взрослым, а на деле бежишь, как только появляется первая реальная проблема. И даже сейчас пытаешься свалить. Это очень по-взрослому, Матвей, если хочешь знать.
– Нет, не хочу.
Бомба задела меня осколками. Я не собирался верить Киру, но с особым мазохизмом вслушивался в каждое его слово. Слова-лезвия вонзались всё глубже.
– Вот видишь. Что и требовалось доказать.
Кир всегда казался мне прямым и открытым. Он говорил правду, говорил то, что люди не хотели слышать. Что я не хотел слышать.
– Пора взрослеть.
– Спасибо, я сам разберусь. И вообще… забудь все, что я сказал.
Тишину нарушил звук вибрации телефона. Кир сунул свободную руку в карман и достал мобильник. В темноте я видел только блеск глаз и смазанные движения.
– Дверь заклинило, – раздраженно ответил он. – Да не кричи ты так, скоро будем… Нет… нет, говорю же, вечность нас ждать не надо… Же, ну правда. Не злись, ладно? Честное слово, заклинило.
Когда Кир закончил говорить, я молча выдернул руку из его пальцев.
– Она мне не нравится.
Я остановился, решив ответить Киру его же словами:
– И зачем ты мне это говоришь?
– А зачем люди вообще говорят?
– Чтобы не слушать тишину.