– И как ты вообще дожил до шестнадцати лет? – Она кивнула на мою ладонь, и я только сейчас вспомнил о порезе. Кровь запеклась и стала черной. Я провел ногтем по тонкой корке и улыбнулся Жеке.
– Случайно.
Заметив напряженный взгляд Кира, я отвернулся и быстро поднялся по лестнице на второй этаж. Наугад толкнул незапертую дверь и очутился в просторной светлой комнате. Здесь все еще витали призраки хозяев дома.
Стены были оклеены бежевыми обоями. На полу лежал ковер того же цвета, но с мелкими сливовыми цветами – благодаря ажурному узору пятна на ворсинках почти не бросались в глаза. Местами ковер, казалось, был прожжен сигаретами.
По обе стороны от широкой кровати стояли пустые тумбочки. На дальней тумбочке я увидел старый дисковый телефон. Я повернул пальцем круг с цифрами и поднес трубку к уху, наматывая на запястье черный шнур. Ответом мне была тишина, сотканная из молчания.
С легким разочарованием я вернул трубку на место и огляделся. Мне казалось, что телефон вот-вот зазвонит и со мной свяжутся хозяева дома, упрекнув в нарушении личного пространства.
На бежевых обоях выделялось несколько прямоугольных пятен от рам. Когда-то здесь висели фотографии. Кто-то пытался избавиться от воспоминаний, но те все равно возвращались в виде темных следов на стенах.
Я вернулся в длинный коридор и остановился перед белой дверью. Аккуратно повернул ручку, будто все еще не желая тревожить покой призраков, и вошел в комнату. Узкая кровать, приставленная к стене, а над ней – ряд черно-белых рисунков, прикрепленных канцелярскими булавками. Их цветные головки выглядели неуместно на фоне белой бумаги. Я подошел ближе, чувствуя, как прикасаюсь к чему-то, что должно быть сокрыто от чужих глаз.
На карандашных рисунках всюду были люди. Слева направо прослеживалась их эволюция: сначала на меня смотрели едва узнаваемые человечки с черными линиями вместо рук, после их силуэты угадывались всё отчетливее, а в конечном счете фигуры людей прорисовывались анатомически. Кто-то рисовал обыкновенную семью: отец и мать держали за руки, как я предположил, двух своих детей – дочку и сына. Вместо улыбок художник подарил им кривые изогнутые линии. Их рты напоминали леску, натянутую по краям. С каждым рисунком лица родителей становились все техничнее. На последнем портрете лица были хаотично заштрихованы с такой силой, что линии оставили глубокие борозды на бумаге. Нетронутым сохранилось только лицо дочери.
Я посмотрел в нарисованные глаза, которые оказались как раз напротив моих, и коснулся пальцами карандашной линии подбородка. Призраки за спиной оживали, и я дернулся, как будто кто-то окликнул меня.
Внизу я слышал голоса Кира и Жеки. Мне захотелось узнать, о чем они говорят, и я вышел в коридор, чтобы подслушать. Мое внимание привлек странный звук.
Я огляделся и замер.
– Разве призраки пользуются дверьми?
Жека и Кир резко обернулись на голос. Они проследили за моим взглядом, и мы вместе уставились на входную дверь.
Дверная ручка медленно поворачивалась.
Глава IX
Чаепитие у Шляпника
– Обычно человек просыпается и не знает, что сегодня последний день в его жизни. Моя дочь знала.
Я слушал молча, разглядывая узловатые вены на запястье объявившейся хозяйки дома. Морщинистая рука, сраженная тремором, наливала кипяток в кружки. На дне плавали засушенные листья черники. Как только горячая вода коснулась керамических стенок, сладковатый лесной аромат наполнил кухню. Передо мной стояла стеклянная вазочка с леденцами. Чуть дальше лежала открытая пачка печений – на вид им было лет сто, не меньше. Если надкусить печенье, можно сломать зуб. По разумным соображениям я сидел и не двигался.
Пахло черникой. Солнечный свет заливал обеденный стол, оставляя желтые блики на ажурных салфетках. Я чувствовал себя Алисой на чаепитии у Шляпника.
Все случилось стремительно. Когда дверная ручка опустилась, Жека схватила Кира и уволокла его в коридор, а я, пойманный врасплох, так и остался стоять на втором этаже, опираясь ладонями о перила.
Дверь медленно отворилась, и на пол упала полоска света. Возле двери чья-то рука водрузила маленький чемодан. Я будто бы очнулся от этого простого жеста и огляделся в поисках путей бегства. Чтобы сбежать через маленькое окошко в подвале, мне пришлось бы спуститься на первый этаж и пройти мимо входной двери. Так рисковать я не мог. Воображение уже рисовало страшные картины: кто мог вернуться в дом-призрак? Что меня ждало? Не проклятие ли это за то, что мы нарушили покой дома?