Тот самый

Кир задел меня, и теперь мне тоже хотелось задеть его, чтобы установить равновесие – отвоевать победу в неназванной войне.

– Иногда тишина лучше, чем пустые слова.

Развернувшись, я взглянул на Кира: на темноту, где он предположительно стоял. Возможно, мы даже встретились взглядами. Я бы хотел видеть глаза Кира и его мысли, отражавшиеся в голубых радужках. Задел ли я его? И почему мне так хотелось его задеть? Наверное, его слова были для меня важны, поэтому задевали сильнее, чем обычно. Я хотел, чтобы и мои слова были для него важны.

Кир хмыкнул.

– Ты закрылся от мира и бежишь, когда этот мир нечаянно задевает тебя. Ты решил спрятаться, просидеть всю жизнь в своем огромном, но пустом доме. Чтобы ничего не чувствовать. Ты трус, Матвей. И это меня бесит.

– Ты тоже меня бесишь. Что ты вообще от меня хочешь? – Я прикусил губу и нащупал пальцами перила. – Никто не просил тебя врезаться в меня. И тем более общаться. Что это – акт милосердия для лузеров? Можешь засунуть свое милосердие куда подальше… Еще тогда в больнице я сказал, что нам не нужно общаться. Я не просил одолжений.

– Ну конечно! Я, я, я… Всегда только «я». Ты когда-нибудь думаешь о других? Перестань быть трусом.

– А ты перестань быть таким придурком.

Я развернулся, но злость, начавшаяся с мелкой ряби, нарастала, пока не превратилась в шторм.

– По-твоему, я придурок, потому что говорю правду?

– Хватит! – Я с размаху ударил Кира в плечо, в темноте и на ощупь. Я не видел, но понял по звукам, что тот отшатнулся на несколько шагов. – Хватит уже это говорить! Никто не заставлял тебя общаться с таким трусом, как я. Отвали уже, понял? Заткнись!

Я считал Кира другом, но сейчас… сейчас я с горечью думал, что мама была права. Крылья, сотканные дружбой, были хрупки, как крылья Икара. Они распались при первых лучах солнца.

– Ты так ничего и не понял.

– И что я не пон…

Договорить я не успел, потому что внезапно лишился воздуха. Темнота обрела плоть: у нее появились руки. Ладони Кира обхватили мое лицо, а сухие обветренные губы прижались к моему рту. Я замычал, но, будто парализованный, не смог сдвинуться ни на шаг. Я почувствовал тепло прикосновений: большие пальцы вели линии по скулам. Кир целовал меня, а я, сбитый с толку, стоял неподвижно, напоминая одну из статуй в саду дома на Черепаховой горе. Когда нервные импульсы наконец достигли мозга, ко мне пришло осознание.

По теории вероятности я предполагал, что ссора между нами могла закончиться убийством или кровопролитием, но никак не поцелуем. Это казалось мне куда более реальным, чем то, что происходило сейчас.

– Совсем рехнулся?

Я хотел сказать что-то еще, что-то умное и колкое, но не смог. С легкостью сбросил с себя руки Кира, не встретив никакого сопротивления, будто он ждал, что я сделаю это в любую секунду. Прежде чем отпихнуть Кира кулаками, я невольно ответил на поцелуй, поддаваясь прикосновению. Темнота наполнилась звуками неуклюжих шагов. Я развернулся и зашагал наверх. Когда я со скрипом открыл дверь подвала, свет на мгновение ослепил меня, и я пошатнулся, опираясь рукой о стену. Свет, хоть и был тусклым, после темноты казался слепящим. Он разрисовывал внутреннюю сторону век белыми пятнами-вспышками. Сердце быстро билось в груди. Я чувствовал пульсацию в висках. Мне казалось, будто я физически ощущал, как сердце гоняет кровь и как та циркулирует по венам.

У входной двери нас по-прежнему ждала Жека. Я пересек длинный коридор, не глядя по сторонам. Адреналин в крови делал движения резкими и быстрыми.

Повернув замок по часовой стрелке, я распахнул дверь, и мы с Жекой едва не столкнулись носами. Мы, как два отражения по разные стороны зеркала, отшатнулись друг от друга.

На пол упала полоска желтого света, очертив блеклый ковролин геометрическими линиями.

– Привет, – сказал я первое, что пришло в голову. Жека выглядела удивленной, поэтому я продолжил игру: – Это доставка пиццы?

– Привет, – наконец ответила Жека, все еще стоя на пороге. – Пицца стухла, пока я ждала. Пожалуйста, больше никогда не обращайтесь в нашу службу доставки.

Она оттеснила меня плечом и проскользнула в дверной проем. Несколько секунд я смотрел на пустой двор и высокий металлический забор, намереваясь сбежать. Помедлив, я все-таки захлопнул дверь и снова повернул замок. На этот раз я не собирался сбегать. Я не трус.

Я не трус, я не трус, я не трус.

Внутри меня жило поверье: если повторять что-то, чего очень желаешь, много раз подряд, Вселенная обязательно сжалится и обратит все слова в реальность.

– Не знала, что тебя заводят ролевые игры… А где Авдеев?

Я заметил, что Жека всегда перескакивала с темы на тему, как только ей наскучивал разговор. Порой мне казалось, что любая мысль, едва начиная созревать, не могла пустить корни и отвоевать себе место в сознании Жеки.

– Сейчас придет.

– Выглядишь так, будто увидел привидение.

Я нервно постукивал пальцами по бедру.

– Мы разве не для этого сюда пришли?