Теперь, оказавшись вовлечённым в структуру, самим фактом своего членства индивид воспроизводит систему в полном её объёме. В силу ментальных привычек и установок, со временем даже сомневающийся становится приверженцем общего поля и начинает мыслить в духе, скажем, наличия и отсутствия денег, желания получить лучше оплачиваемое место и о тому подобном. Это очень важно, потому что включённость всегда предполагает необходимость согласия со стороны человека с принятыми в данном сообществе критериями оценки социального и природного миров.
Кроме того, рыночная экономика, о чём ещё речь пойдёт ниже, существует только в том случае, если она растёт. Стагнация противопоказана данной системе априори. Именно поэтому индивид просто обязан работать всё лучше и лучше, непременно стремиться превзойти свои же собственные прошлые показатели, что называется, делать карьеру и т.п. Комплекс перфекционизма пропитывает рынок сверху донизу. И это касается решительно всего, что в него помещается. Предполагается, например, что новое поколение каких-нибудь мобильных устройств именно должно обыгрывать старые, а если ничего такого не происходит, то компании-производители банкротятся и на их месте в соответствующей нише оказываются их соперники.
Люди в подобных ситуациях лишаются работы, переводятся на более низкие позиции или же им урезают зарплату. Это воспринимается как, по меньшей мере, удар по самолюбию, но наверняка грозит ухудшением, опять же мнимым, условиям собственного существования. Иногда бывает забавно вспоминать о том, как мои одногруппницы по университету переживали по поводу оценок на экзамене, вплоть до слёз или, наоборот, безудержной радости, показывая лишний раз, что всякий человек, вписанные в некую систему ценностей начинает воспринимать её как абсолютную.
То же самое происходит и в рамках рынка. Реальность там создаётся, как и во всех остальных системах, самим фактом её поддержки со стороны её членов. И хотя мне, конечно, будут возражать, тем не менее, доказательств обратного просто не существует. Мир, который мы наблюдаем, таков потому, что у нас имеются определённым образом сконструированные очки, и экономическая действительность – лишь одна из, наверное, немногих потенциально осуществимых структур.
И ещё одно. Рынок не работает в отсутствие регламентирующих его законов и правил. Сложно вообразить себе, чтобы люди не понимали, будто существуют сферы, не вписанные в экономику. И для них они также, если даже не более важны, что и работа, и любая иная деятельность по обращению денег. Следовательно, их тоже нужно поддерживать, для чего необходимо снова платить. Издержки принимаются как неотъемлемая часть системы как таковой.
Это обстоятельство ярко высвечивает, с одной стороны, ограниченность рынка и острую потребность в его обуздании, хотя, разумеется, всегда находятся апологеты ничем не обременённой свободы, а, с другой стороны, его влияние на все прочие области жизни. Может показаться, что тут мы обнаруживаем противоречие в картине мира, но это не так. В целом, обычно считается, что экономика и другие сферы человеческого существования либо дополняют друг друга, либо же первая определяет остальные.
Я не хочу ввязываться в споры, хотя бы потому, что у меня на это нет ни времени, ни места, но больше всего – желания. Я не пасую перед трудностями, но основная закавыка состоит в том, что снять очки нельзя. Пытаться вырвать человека из рамок некоего мировоззрения – в общем, пустая затея. И, тем не менее, я всё же рискну и скажу, что, на мой взгляд, экономика сама нуждается в оправдании, что делает её заявку на определяющую всё и вся сферу бытия наивной, глупой и смешной. В качестве дополнения ко всем остальным областям жизни она также несостоятельна вследствие особого высокомерия, которое она всякий раз демонстрирует.
Как правило, её особо рьяные сторонники выставляют всё так, будто, пусть и в ограниченной степени, но всё же экономика превосходит всё прочее. В конце концов, утверждают они, кто-то должен производить хлеб, которым мы все питаемся, но отчего-то забывают о том, что делать это можно и вне институциональных рамок рыночного уклада, а равно и любого другого, связанного с обращением денег. Я поступлю проще – и оставлю все эти вопросы на личное усмотрение читателя. А теперь мне нужно перейти к проблеме потребления. Чем же оно отличается от уже обрисованного положения вещей?
В оные времена считалось, что потребление – это процесс уничтожения товара, либо его ценности. Сегодня, однако, вряд ли кто-то отважится на подобное заявление. Существует масса примеров, когда время только добавляет к стоимости, но помимо прочего, деструктивные нотки такого определения просто пугают. Нынче полагают, будто использование вещей сопряжено, скорее, с погружением в мир тех смыслов, которые они с собой несут. Огрубляя, можно сказать, что всё сводится к брендам и лейблам.