— Я в команде Тотального диктанта с две тысячи одиннадцатого года, — рассказывает она. — Участвовала во всех конференция диктанта, начиная с самой первой. Университет — самая большая площадка диктанта в Кемерове, диктовать приглашаем актеров из Театра для детей и молодежи. А мои иностранцы из Афганистана, Индонезии, Лаоса сожалеют, что у них в странах нет такой акции, хотят ее организовать. И мои африканцы расстраиваются, не увидев своих стран в списке Тотального диктанта.
«Мои африканцы», «мои иностранцы» — студенты многих стран становятся для Чабаненко своими, она преподает им русский язык. Даже тема ее диссертации связана с молодежью и называется «Молодежный дискурс как реализация типовой и индивидуальной языковой личности».
— Афганистан, Вьетнам, Гвинея, Индия, — перечисляет Марина Геннадьевна страны, откуда приехали учиться молодые люди, — Индонезия, Китай, Кот-д’Ивуар, Лаос, Судан. Зайдите на мою страничку в соцсетях, посмотрите, как они читают стихотворение «Жди меня»!
Тщательно выговаривая русские слова и сложные звуки, студенты произносят по строчке из самого трогательного военного стихотворения Константина Симонова.
Мы с Антоном Соминым расходимся по аудиториям и начинаем читать свои лекции. Его выступление называется «Что нас злит и что тревожит в русском языке». Люди любят жаловаться на то, как портится русский язык, рассказывает Сомин. Но многие слова, привычные нам сегодня, еще недавно вызывали бурные споры. В шестидесятые-семидесятые годы прошлого века в прессе публиковалось множество статей, резко осуждавших слово «пока» в значении «до свидания». Авторы называли подобное словоупотребление «дикостью» и саркастически вопрошали: «Пока — что? Пока мы не встретимся? Пока мы не увидимся?» Но сменилось поколение, и уже в восьмидесятые годы прощаться словом «пока» стало нормой для вполне культурных, интеллигентных и образованных людей. В те же годы старшее поколение интеллигенции раздражало употребление слова «переживать» в значении «волноваться». Как писала в 1972 году выдающийся советский литератор и переводчик Нора Галь, это «одна из примет пошлой, мещанской речи». Сейчас же мы «переживаем», в смысле «волнуемся», совершенно спокойно — не только мещане, но и современные литераторы, включая выдающихся.
Я в своем выступлении рассказываю историю одного необычного топонима, связанного с Кемеровской областью. Поселок при железнодорожной станции Тяжин, обязанный своим появлением в 1894 году строительству Транссиба, в короткий период Февральской революции успели переименовать в Керенский. Кто был инициатором — неизвестно, но Александр Федорович уже успел бежать за границу, большевики выстрелили в историю из «Авроры», миновала кровавая Гражданская война, Колчака изгнали из Сибири, разрешили и почти свернули нэп, а поселок все еще назывался Керенским! Только в январе 1928 года газета «Советская Сибирь» сообщила, что по инициативе жителей ему наконец вернули прежнее имя. Вот такой любопытный факт: большевики не только переименовывали города и поселки на свой лад, но и возвращали им исторические названия!
Мы доедаем пироги, допиваем чай и тепло прощаемся с преподавателями кафедры. Короткая ночь в гостинице — и снова в путь. До свидания, Кемерово! Было очень приятно и комфортно здесь, но воробьям автопробега пора лететь дальше — на родину Тотального диктанта.
Глава 21. Кемерово — Новосибирск (260 км)