Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

Из бортового журнала

«Когда два сердца — огонь, можно брать города» — этой фразой можно было бы ограничиться, рассказывая о Тотальном путешествии в Пензе, потому что слова эти удивительно точно передают то, что происходило в эти два дня, только сердец было больше, гораздо больше, а город мы брали один, но зато какой — литературный и открытый всему новому!

Считается, что пензенские земли были своего рода перекрестком цивилизаций — уж слишком много в местных топонимах отголосков с санскрита и индоевропейских языков. Колдаис, Колояр, Колышлей явно указывают на корень «коло−», а название реки Сура явно относит к Сурье, солнечному божеству, и сурице, напитку богов.

А еще под Пензой есть сеть подземных ходов (интересно, там тоже есть перекрестки?), и тема эта окутана загадками и мистикой. Диггеры и спелеологи постепенно исследуют все новые подземные пустоты, но тайн меньше не становится.

Есть и еще одна легенда, а точнее, факт: в течение нескольких веков стерлядь из реки Суры поставляли к царскому столу — она была наивысшего качества. Люди верили, что в воде жил Стерляжий царь.

Кстати, именно в Пензе, можно сказать, определилась судьба нашей страны почти на весь ХХ век: Илья Николаевич Ульянов служил тут преподавателем математики и физики в Дворянском институте. А инспектором (завучем) оказался Иван Веретенников, муж Анны Бланк. Поскольку супруги жили при учебном заведении, их частенько навещали родственники, в том числе и сестра Анны — Мария Бланк. В один из таких культурных вечеров в гости к начальнику заглянул и Илья Ульянов. Так и получилась семейная пара, у которой через несколько лет родился Владимир Ильич Ульянов (Ленин) — человек, круто изменивший ход истории нашей страны.

О кружном неудобном пути здесь говорят — «через Шлычкино, Земетчино, Вышелей». Земетчино и Вышелей — это небольшие и сильно удаленные от Пензы населенные пункты, а вот установить, что же такое Шлычкино, не удалось: Гугл предательски молчит, а Яндекс предлагает добавить в друзья Елену Шлычкину и углубиться в этимологию этой фамилии. Кстати, некоторые жители, у которых мы про Шлычкино спрашивали, удивленно отвечали, что слышат этот топоним впервые.

Не менее интересно и то, какими именами живет сама Пенза: Чемодановка, Север, Нахаловка, Самовар, Градусник, Райки, Стрела, Север, «Титаник» и «Белоснежка». В районе Нахаловка произошел, как следует из названия, нахальный захват земли, когда люди, не получив никаких официальных разрешений, возвели там самострой. Стрела и Градусник получили свои имена по находившимся там продуктовому магазину и кафе, Север — по географическому расположению на севере города. Памятник первопроходцу в разговорной речи именуется «мужиком с лошадью», «мужиком с конем» и уже просто «конем», картинная галерея — «картинкой», а среди питейных заведений есть два бриллианта нейминга — «Титаник» и «Белоснежка». Первый, по мнению местных жителей, действительно похож на тот самый «Титаник» — туда зайдешь и пропадешь, а по поводу мотивации второго названия один из студентов члена экспертной комиссии ТД Людмилы Борисовны Гурьяновой высказался следующим образом: «Заходят туда людьми, а выходят настоящими гномами».

Среди интересных регионализмов — «кутёнок» (щенок) и «буздануться», то есть упасть. Жители Пензы наливают в «бокал» чай «всклинь» (доверху), не любят, когда в шкафах накапливаются «шоболы» (вещи, барахло), но могут лихо «стро-паться» (ссориться, дискутировать) по острым вопросам.

* * *

Самые близкие люди в Саранске для нас — это, разумеется, городские координаторы: семейная чета Филеев, Таня и Саша. На пятой конференции Тотального диктанта в 2017 году координатор проекта в Саранске Таня Левинова познакомилась с координатором акции в Риге Сашей Филеем. С того момента прошло чуть больше двух лет, а 12 января 2019 года они поженились и сейчас ждут девочку. Саша переехал в Саранск и помогает делать диктант здесь, а там, в Риге, его дело продолжается.

В Саранске долго существовал миф, что республиканская больница, которую строили пленные немцы и которую недавно снесли за ветхостью, имела форму свастики, а новый железнодорожный вокзал по форме напоминает немецкий Рейхстаг. Другой миф связан с национальным мордовским блюдом «медвежья лапа», в основе которого печень с сухарями, по форме напоминающая эту самую лапу. Считается, что парень-эрзя полюбил девушку-мокшанку, но ее отец не отдавал дочь замуж, призывая юношу доказать силу и отвагу. Тогда парень пошел в лес, завалил медведя, а лапу запек в доказательство своей ловкости и серьезности намерений.

Регионализмами здесь можно считать названия мордовских блюд и напитков: «поза» — слабоалкогольный напиток наподобие кваса или браги из сахарной свеклы, традиционный для мордовской кухни; мордовские блины «пачат» — толстые блины, которые готовят из пшеничной, пшенной, гречневой и гороховой муки, причем крайне редко из какой-либо одной. Интересны и названия районов города: Светотехстрой, который по-простому называют Светик (привет, закон экономии речевых усилий!), Химмаш и… Низы («он живет на низах, в Долине нищих»). О Долине нищих следует сказать отдельно, ибо внутренняя форма здесь обманчива: так называют место, где как раз много дорогих коттеджей.

Все знаковые места в городе сосредоточены в центре буквально в шаговой доступности друг от друга. Стоит начать осмотр с площади Тысячелетия и МГУ — самого высокого здания Саранска и одного из крупнейших университетов Поволжья. Можно прогуляться до одного из самых больших памятников в Поволжье и узнать, почему адмирал Федор Ушаков так почитаем в Мордовии. Есть тут тюремный замок, в котором жил ученый-исследователь Михаил Бахтин (тот самый, что писал о хронотопе). Очень популярен Музей изобразительных искусств «русского Родена» — Степана Эрьзи, имя которого известно далеко за пределами Мордовии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки