Тотем

Я шагнул назад, ещё раз назад, рукой оттесняя Лоду к коридору. Ману понял мои намерения, грустно улыбнулся и кивнул. Я развернулся и, схватив женщину за руку, бросился прочь.

Бежать вперед, нестись как ветер, как сухой обжигающий ветер, прочь отсюда — вот чего я хотел. Лода прыгала рядом, ловко и проворно, как будто в ней играла та самая животная кровь, о которой она говорила.

Только у машины мы остановились перевести дух. Раскаты взрыва долетели до нас ещё в коридоре, но всю красоту поступка Ману мы оценили уже на выходе.

Купол лопнул, столб огня взмыл в небо, сливаясь с красками заходящего солнца. Запахло паленым. Вонь была до того сильной, что мы закашлялись, закрывая лица руками. Ветер, гулявший по пустоши, играл с пламенем, унося запахи прочь, давая нам возможность вздохнуть и не задохнуться.

Темнело, а мы всё смотрели и смотрели на пламя, пожиравшее остатки здания.

Я запел какую-то старую, заунывную песню о горах и домике в долине. Лода тоскливо подхватила мотив.

Два сокола взмыли в небо со стороны горящей фермы, а мы всё пели и пели, провожая птиц глазами.

— Поехали, — наконец сказал я, витиевато закончив припев. Лода ещё поскуливала, но согласно кивнула, и мы сели в машину.

Голод добивал меня, заставлял тормозить у каждой кочки, выжидающе смотреть в ночь.

— Там какая-то растительность, — наконец произнесла Лода. — Смотри!

— Это не растительность, — я осторожно открыл дверцу и сполз на землю. Высокие листья дергались, то падая, то вновь вставая торчком. Меня нервировала такая настороженность, поэтому я не стал ждать. Прыжок — и я очутился на холме. Заяц вскинул уши и дернул в темноту, но там его ждала умница Лода.

— Попался! — торжествующе прорычала она.

Кое-как соскоблив со зверька шкуру, мы засунули тушку на главный движок автомобиля. Израсходовав накопленную за день энергию таким образом, мы рисковали остаться на этом же месте, но мы были слишком голодны и утомлены, чтобы думать о завтра.

Мы лежали на земле — сытые и уставшие, Лода что-то напевала, чертя пальцами круги на песке. Я смотрел в небо — чернильно-черное, глубокое и дикое, осыпанное каплями Млечного Пути.

— Ты помнишь… что было раньше? — вдруг спросил я.

Лода вскинула голову, сощурилась.

— Смутно… Помню мать, кота… Как вспышки на черном фоне, да…

Я кивнул.

Именно вспышки — ничего не значащие, бессмысленные светлые пятна, звезды, затянутые в черные дыры нашей первобытной сущности.

— Я хочу тебя, — просто сказал я.

Лода зевнула и послушно скользнула ко мне.

Время текло, неспешно и неизбежно. Солнечные дни давали нам возможность лететь вперед. Позади уже остался один огромный город с прозрачными, будто заполненными водой, зданиями, впереди тянулась красно-серая сушь.

Я хотел встретить других. Если раньше общество было мне безразлично, то сейчас я искал себе подобных, жаждал встречи с ними, тосковал. Лода грустила вместе со мной.

И вот случай не подвел меня.

Я почувствовал их, когда спал прямо на земле, прижавшись к подруге. Их неспешные шаги сначала насторожили меня, и я, приподнявшись на локте, вглядывался в ночь, но внезапно чувство опасности отхлынуло. К нам шли свои, именно шли, а не крались.

Лода тоже проснулась, заворочалась рядом.

Их было трое — мальчик, лет десяти, парень чуть младше меня и немолодая, но ещё свежая женщина. Парни жались к ней, но вряд ли она была их матерью: запахи хоть и смешались, но разнились тонкими оттенками далеко разошедшихся путей.

— Куда вы идете? — спросила женщина, опускаясь на землю рядом с нами.

— Не знаем, просто идем.

— У вас нет цели?

Лода в надежде посмотрела на меня.

— Цель — не конец пути, цель — сам путь, — ответил я.

На небе сияла луна, призраки бродили по холмам пустоши. Мне хотелось петь, петь о ночи и для ночи. Решив не сдерживаться, я затянул песню. Лода вторила мне.

Женщина и её спутники слушали нас, вникая в незамысловатый мотив, извилистый и нежный. Внезапно наша новая знакомая запела, её сильный и смелый голос не испортил нашей канвы, он вышивал по ней.

И когда мы, охрипшие и счастливые, замолчали, наша стая стала на троих больше.

Это случилось уже после того, как мы бросили машину. Мы шли по следу кролика, я — впереди, Лода — справа, а Кора — слева. Я уже чувствовал зверька, когда услышал чужую поступь.

Те, чужие, решили украсть нашу добычу. Добычу, которую гнали мы, которая предназначалась нашим младшим. Я разозлился.

— Стой! — рявкнул я, бросаясь к крупному чужаку, выскочившему из-за холма наперерез нам.

— Останови! — ехидно тявкнул он, разворачиваясь ко мне лицом.

Мы застыли друг против друга, оценивая силы противника и стаи. У чужака за плечами был чахлый подросток и мужчина моего возраста. Не самый плохой вариант, но я не собирался впутывать своих в начинающуюся потасовку.

— О, женщины, — мой противник оскалился. — Хотите в мужское общество?

Лода угрожающе зарычала.

Я, не раздумывая, бросился вперед. Чужак не ожидал напора и рухнул на землю, дав мне нужное для оценки исхода боя время. Я решил, что у меня есть шанс.