Тотти. Император Рима

Семья не смыкала глаз днем и ночью, по сути, на протяжении всех выходных. В понедельник утром мы все забрались в машину и поехали в филиал, где работал папа. Положив чек в надежное место, мама позвонила Спаде, дала ему номер счета и сказала, что я слишком рассеянный, чтобы ходить с такой суммой в кармане, и в дальнейшем лучше переводить деньги безналом.

С сезона-1993/94 я стал игроком главной команды и подписал контракт на 160 миллионов. Недурная цифра для семнадцатилетнего, но необходимо уточнить: это не было ни благотворительностью, ни помощью человеку, чье детство было трудным. У нас не только отец никогда не бедствовал, но и вся семья постоянно ездила в отпуск, что мог позволить себе не каждый. Так что футбольные деньги, сразу большие и постоянные, это было хорошо, но моим главным «двигателем» оставалась страсть к игре, причем теперь – больше, чем когда-либо. Я без стеснений говорил о зарплате с родственниками и друзьями, так что маме не раз приходилось вмешиваться и напоминать мне, что о некоторых вещах хорошим тоном считается говорить поменьше, чтобы не показаться высокомерным или, что еще хуже, надменным. Конечно, она заботилась и о том, чтобы уберечь меня от кучи разных старых знакомых, которые, узнав о внезапной финансовой удаче, вспоминали, что давно не виделись…

Новый сезон начался с появления Карло Маццоне, и это стало одной из самых больших удач в моей жизни. Римлянин и «романиста», как и я, он тут же проникся всеобщими ожиданиями моего будущего, прикрыв меня щитом, чтобы позволить мне то, в чем я нуждался: закрепиться в составе, не привлекая внимания. Когда журналист поинтересовался у него, чего он ждет, почему не включает меня в состав, тренер сердито ответил:

– Чем чаще вы настаиваете на его выходе, тем реже я буду его выпускать.

Он требовал понизить градус внимания ко мне. Иногда я читал такие ответы и расстраивался: не моя вина в том, что люди давят на него, требуя выпускать меня. Я был бы счастлив сыграть хоть немного, и тем не менее в Серии А до февраля поля я не вижу. Однако Маццоне обходился со мной действительно как второй отец, и совершенно ясно, что для него я был не только работой, но и чем-то большим. Хоть он и ворчун, его расположение ко мне было очевидно.

В связи с этим стал известным эпизод с пресс-конференции перед матчем Кубка Италии против «Сампдории» в декабре. В последние минуты тренировки Риццителли и Каниджа сильно столкнулись головами – было море крови, все перепугались. Оба остались лежать на земле. Маццоне был там же, над игроками в ожидании «Скорой» колдовали врачи, распорядок дня пошел коту под хвост из-за ЧП. Я к тому времени уже закончил тренировку и сидел в раздевалке в одиночестве, и вдруг туда заглянул администратор.

– Тотти, хорошо, что хоть тебя нашел. Ты ведь завтра играешь, так? Пошли со мной.

Я покорно последовал за ним, слишком поздно догадавшись, что он ведет меня в зал для пресс-конференций: пятьдесят журналистов, россыпь микрофонов и телекамеры. Они ждали тренера, а получили игрока, разговаривать с которым им не давали с самого начала сезона. Я в этой самой серьезной для меня ситуации испугался. Спас меня, конечно, он. В тот миг, когда пресс-атташе, хотя и сопротивлялся, был готов дать отмашку на вопросы, с грохотом распахнулась дверь, и появился запыхавшийся Маццоне:

– Марш в душевую, говорить с ними буду я!

Эта фраза, которая вошла в историю, а я подчинился приказу с радостью, хотя и только недавно вышел из душа. Позже, когда мы остались наедине, Маццоне сказал мне, что я еще недостаточно закален, чтобы говорить с журналистами, и что если они захотят использовать меня, чтобы получить громкий заголовок, они вытянут из меня все, что им нужно, за три секунды.

Для меня первым завоеванием этого сезона стало то, что я смог работать в группе мастеров, не испытывая стыдливости. Я все еще был очень немногословен и свободное время проводил, наблюдая за их игрой на бильярде или просто сидя рядом с ними и слушая их реплики, когда они смотрели матчи. Однако я начал проявлять себя на поле и в каждой тренировке прогрессировал в тактическом плане и наслаждался в техническом. Я пробовал себя в двусторонках, и часто мне удавалось сыграть неплохо. Случалось даже пробрасывать мяч между ног ветеранам Пьячентини, Боначине, Карбони и ловить их взгляды – злые, но «прощающие» за естественность движения. Я понимал, что не должен был накручивать их таким образом, иначе получу нагоняй, но если «туннель» оказывался самым простым способом пройти оппонента, то я делал «туннель».