Конечно, эти выходки Антонио были предметом противостояния между ним и мной, капитаном. Я вмешивался как при всех, так и непублично. Обсуждения, впрочем, были очень короткими, потому что он соглашался, что усложняет работу каждому из тренеров, но на следующий день все повторялось. «Это то, что сильнее меня», – говорил Антонио, разводя руками, и я настаиваю на том, что это правда. Им двигало не желание сделать кому-то плохое, а явная и неискоренимая потребность устраивать цирк. Неприятность заключалась в том, что мы рисковали уйти в штопор. За десять туров до конца мы ужасно проиграли в Кальяри, 0:3 – начало разгрому положил Джанфранко Дзола, в свои тридцать девять все еще выглядевший молодцом. В раздевалке Дельнери связался с Розеллой Сенси и сказал, что с него хватит. Он ушел. Три тренера, подавших в отставку за год (Пранделли, Феллер, Дельнери), в мире, где никто никогда не уходит по собственному желанию, это самая лучшая иллюстрация хрупкости нашего положения. В тот день Розелла попросила президента Челлино, ее друга, найти время, чтобы кратко все обсудить и принять решение, и, помимо спортивного директора Даниэле Праде, она позвала еще и нас с Монтеллой. К тому времени «стариками» в раздевалке были уже мы. Челлино проводил нас в свои апартаменты на стадионе, в которых витал запах мяса в панировке – его жена на кухне. Розелла, судя по выражению ее лица, несмотря на серьезность момента, была бы не прочь отведать бифштекса, и хозяйка, почувствовав ситуацию, исключительно любезно предложила нам отведать жаркое. Сопротивляться было невозможно. Сюрреализм: срочная встреча руководства и опытных игроков для обсуждения тренерского вопроса – и тут же разрезаемое на кусочки мясо (вкусное), поиски салфеток, чтобы вытереть жир с пальцев… Как бы то ни было, все мы сошлись на одной фамилии, и, поскольку человек, о котором шла речь, отлучился, чтобы поговорить с сыном, мы ушли не раньше, чем отдали должное замечательному угощению.
УРОВЕНЬ СПОСОБНОСТЕЙ АНТОНИО Я ПОНЯЛ ТОГДА, КОГДА УВИДЕЛ, ЧТО ЧЕМ ТРУДНЕЕ БЫЛ МАТЧ И СИЛЬНЕЕ СОПЕРНИК, ТЕМ ОН ИГРАЛ ЛУЧШЕ.
Едва Бруно Конти увидел нас и понял, что наши взгляды направлены на него, он поднял руки, как бы протестуя и говоря: «Нет! Нет!» Очевидно, что если бы он хотел стать тренером, то давно бы уже был им. Он как раз говорил в это время со своим сыном, Даниэле, не ведая о собрании, и когда понял, чего от него хотим, попытался уклониться от этого. Но не смог. У «Ромы» не было сил ни в ногах, ни в головах, и в таком состоянии она подошла к финишному рывку, когда ее спасение от вылета из Серии А было еще неочевидным. Назначать четвертого тренера не имело смысла, не было времени для становления новой игры. Настало время для «романисты» (в данном случае – для легенды «Ромы»), который смог бы сплотить раздевалку, охваченную беспокойством, и тифози, охваченных яростью. Я не помню, мыслил ли я в то время так же аналитически или меня обуревали страхи. Сейчас могу сказать, что в том сезоне «Рома» была на грани вылета: за десять туров до конца чемпионата у нас еще был хороший очковый запас – двенадцать от семнадцатого места, – но в баке не было ни литра бензина.
– Не выталкивайте меня в круг!
Это была последняя попытка Бруно защититься, но все же как благородный человек, которым он и был, он покорился.
Ну и, конечно, я не стал ему помощником. В домашнем матче с «Миланом», который мы проиграли, я был удален на последней минуте за фол на Амброзини. Дисквалификация на одну игру. Еще через три матча, в тридцать втором туре, я снова заработал дурацкое удаление. Это случилось в домашней встрече с «Сиеной» – мы проигрывали, я сорвался и ударил кулаком Колоннезе. Когда-то, во времена Маццоне, он играл в «Роме», мы дружили, вместе выбирались в город, он мне рекомендовал своего парикмахера и был одним из тех, с кем я часто и с удовольствием общался. Потом мы потеряли друг друга из вида, он играл в «Наполи» и «Интере», а затем перешел в «Лацио», участвовал в том числе и в дерби, которые всегда состояли из ударов и оскорблений. В Сиене он заканчивал карьеру, и для меня осталось загадкой, почему он начал оскорблять меня с первой минуты матча. Я хочу сказать, что провокации и удары Тотти, если ты в футболке «Лацио», обеспечивали тебе овации твоих тифози, но делать это в футболке «Сиены» не имело смысла, разве что для того, чтобы я потерял над собой контроль. Решение футбольных властей было безжалостным: дисквалификация на пять матчей, и я мог появиться на поле только в последнее воскресенье. Паника. Команда сползала все ниже, а я не мог ей помочь. Бруно, который нашел в себе мужество не подавать в отставку, должен был найти другого спасателя.