Тотти. Император Рима

Финал же историей со счастливым концом не стал. Мы это в какой-то мере чувствовали, наблюдая за вторым полуфиналом, болея за Португалию и против Франции. Зидан со товарищи – чемпионы мира, объективно они были сильнейшей командой. В первом тайме они контролировали игру, но наша оборонительная тактика была спланирована как надо, и к перерыву мы пришли невредимыми, а во втором тайме начали проявлять свои качества. Я провел отличный матч, один из лучших в футболке сборной. К примеру, отдал пас пяткой на Пессотто, тот навесил на Дельвеккио, который и забил в касание. Передача была гениальной, учитывая то, что меня опекали двое французов и в теории возможности сделать передачу у меня не было. Еще я организовал голевой момент, в котором мы могли забить второй мяч (к тому времени мы его уже заслуживали), но Дель Пьеро промахнулся, как это случалось и со мной, и со всеми другими в тысячах эпизодов. Я говорю это потому, что та кампания, которая впоследствии была организована против него, не имела смысла, но очень его угнетала. Игрок, который ошибся, платит за это сразу же, в раздевалке после игры, когда мечтает остаться один на один со своей горечью, но вынужден терпеть похлопывания партнеров по плечам; конечно, они хотят подбодрить, но эти похлопывания лишь увеличивают тяжесть груза на этих самых плечах. Иногда, после того как радость вдруг превращается в кошмар из-за нехватки нескольких секунд, в поиске козла отпущения бывает что-то жестокое. Через это прошел и я, пусть и не в такой степени: меня обвиняли в том, что я недостаточно долго держал мяч в зоне атаки в ту проклятую последнюю минуту компенсированного времени.

Правда заключалась в том, что я уже был уставшим и подержать мяч не было возможности: или я упускал его за боковую линию, или оставлял Монтелле, который, как мне показалось, был в положении «вне игры». Я выбрал второй вариант, а дальше все пошло так, как не бывает даже и в кошмарах: Бартез возобновил игру, при наличии на поле Каннаваро, Несты и Юлиано – троих монстров, сильных прежде всего в игре головой – мяч должен был попасть к нам. Но неблагосклонная судьба решила, что ему следовало оказаться у Вильтора и что после его удара с острого угла мячу суждено было проскочить под руками Тольдо. Тут и описывать нечего – несколько секунд, несколько сантиметров и ноль удачи. Если бы мяч оказался у кого-то из нас, арбитр дал бы финальный свисток. Я не припомню такого чувства – ощущения, что весь мир рушится на тебя. Мы выигрывали, и для того, чтобы сделать это, проползли на коленях даже больше 90 минут. Мы смотрели друг на друга, потрясенные от разочарования и усталости, Мальдини похлопал руками в попытке вернуть нас к жизни, но на самом деле ее в нас уже не было. Началось дополнительное время, и некоторые были уже настолько разобраны, что даже не вспоминали о правиле «золотого гола» – кто забьет, тот и выигрывает… Мы чувствовали, что все кончено, и, к сожалению, оказались правы: Трезеге вынес приговор. Я смотрел на него, празднующего, окруженного партнерами. Было бы здорово сказать, что в тот миг я подумал: «Однажды, Давид, ты эту радость вернешь нам с процентами», но это была бы уже беллетристика, а точнее – неправда. В тот миг я думал только о том, как оттуда побыстрее уехать, я не хотел оставаться в Роттердаме ни на минуту дольше необходимого. Но мне пришлось задержаться на час-другой для медицинского обследования, потому что по возвращении в раздевалку я свалился, как перезрелая груша. Обморок. Не восполнил потерю жидкости, как должен был, и некоторое время, как мне рассказали, с трудом узнавал наших врачей.

Я потерял многое в эти несколько секунд. Европейский титул и, думаю, «Золотой мяч». В том году его получил Луиш Фигу, который отлично провел турнир, хоть и выбыл в полуфинале, как и в Лиге чемпионов с «Барселоной», перед скандальным переходом в «Реал». Без лишней скромности скажу, что в то время я безусловно входил в пятерку лучших футболистов мира: если бы Италия выиграла чемпионат Европы, самый важный турнир того сезона, возможно, жюри наградило бы ее ключевого игрока. И с учетом моих голов, передач и финтов, оставшихся, как и пенальти-«черпачок», в людской памяти, этим ключевым игроком в 2000 году был я.

Я остался в хороших отношениях с Дзоффом, что было естественно. Злость на исключение из состава в полуфинале уже переварилась, когда пришла новость о его отставке, смысл которой я вообще не понял. Его сменщиком стал другой тотем итальянского футбола, Джованни Трапаттони, но было достаточно провести несколько матчей, чтобы понять: его приглашение в сборную оказалось совершенно несвоевременным. У него уже не было энергии и позитива, необходимых для того, чтобы нести это бремя, он не имел ничего общего с тем «наэлектризованным» тренером, о котором писали журналисты, вспоминая молодого Трапа. В раздевалке, конечно, воцарилась приятная атмосфера, потому что он ничего не запрещал, но уровень мотивации у него был нулевой, и скорее мы стимулировали его к работе, нежели он нас.