Tough Cookie (СИ)

Железные ножки противно скрепят по кафелю, когда Чимин придвигается ближе и щёлкает пальцами перед лицом напротив. Потому что Чонгук явно слишком настойчиво буравит взглядом кофейный осадок на дне чашки, в попытках найти там если не защиту, то хотя бы подходящий ответ. От всей этой ситуации Паку становится почему-то не по себе. И разве что больше всей этой идиотской молчанки, Чимин ненавидит поиски причин той самой скрытности, которыми Чонгук себя мучает последнее время. Чимин даже думает, что возможно он действительно не имеет права буравить буквально на таран двери, на которых огромным красным табло мелькает «Не входить!», но, в конце концов, они друзья, и что бы там не произошло вчера в этом трижды проклятом отеле, он хочет помочь.

Когда Чонгук все-таки сдается и рассказывает, он не поднимает глаз, с повышенным вниманием изучая выстроенную им самим абсолютно глупую линию на столешнице, а Чимин долго сидит, уставившись в свою тарелку, и молчит.

— Я вообще неверующий, но, Господи… как так? Ты брат У Чихо? — не выдерживает Пак, он чуть ли воздухом не давится от негодования. Резко спускает рукава рубашки от локтей и случайно громко хлопает ладонями по столешнице, заставляя Чонгука вздрогнуть, и осторожно кивнуть в согласии.

— Ты из кожи вон лезешь, чтобы продлить жизнь мамы. Ты еле концы с концами сводишь, и я никогда не забуду то время, когда ты только пришел к нам… Ты же не доедал, и даже сейчас все, что ты зарабатываешь, ты тратишь на больницы. А твой брат один из богатейших людей в городе… Господи, Чонгук, — когда пораженный голос Чимина снова раздается между ними, в воздухе как будто что-то щелкает, и Чонгук не может гарантировать треснул ли это монолит того неприкосновенного внутри него, или же что-то просто-напросто упало где-то в соседней комнате. — И как Земля таких носит? Какой же он урод! — Чимин поднимается нервно, чуть ли не роняя свой стул спинкой назад, и идет в коридор за сигаретами. Ему нужно все это обдумать и покурить, потому что он не очень-то ожидал такое услышать, а особенно увидеть всю эту расползающуюся в глазах Чонгука боль, когда хочется рухнуть перед ним на колени и просто обнять.

Чонгук сжимается весь, забирается с ногами на стул, обхватывает себя руками и, положив голову на колени, бездумно пялится сквозь стену в пустоту, глаза не цепляют ничего вокруг, все расплывается неясными очертаниями, и Чон только и может, что вспоминать последний заказ и думать о той вспыхивающей искрами ненависти в глазах Чихо, когда он его узнал.

— Надо было уйти, — заходя обратно, говорит Чимин. — Надо было подать мне знак, и мы бы что-то придумали. Мы бы ушли, — Пак с сочувствием смотрит на бледное лицо Чонгука, подходит ближе, отмечая темные круги под глазами, и понимает, что он, скорее всего, даже не спал сегодня, а если и спал, то обязательно с теми ужасными выматывающими кошмарами, которые мучают, стоит ему хоть на мгновение ослабить защиту. Чимин закуривает первую сигарету за день и думает, что сейчас Чон как никогда похож на ребенка. Беззащитного и брошенного.

— Нельзя было, и ты это знаешь, — Чонгук моргает, опускает лоб на колени и прячет лицо совсем, от чего голос звучит глухо и совсем тихо. — И потом, я не могу долго притворяться, что у меня нет брата. Мы живем в одном городе. Я и до этого его видел несколько раз. В любом случае, этот мудак отнял у нас с мамой все, что осталось от отца. А отнять у меня еще и работу, я ему не дам. Эта работа мне важна, как жизнь и это буквально. Я не поставлю под риск жизнь своей матери из-за того, что моим клиентом оказался У Чихо.

— У меня мурашки по коже от всей этой ситуации, — Чимин тушит сигарету в старую банку из-под кофе, которую Чонгук оставил ему на подоконнике в качестве пепельницы, и подходит к нему, опуская руку на затылок, осторожно вплетает пальцы в темные волосы и успокаивающе гладит кожу мягкими подушечками. — Но ты прав, зацикливаться не будем. У тебя сегодня выходной, а я отпрошусь у Кена, и мы сходим куда-нибудь оттянемся.

— Чимин, не надо брать отгул, который тебе придется потом отработать. Из-за меня, — произносит бесцветным голосом Чон, но ласку все-таки принимает. — Я посижу дома и посмотрю телек.

Чимин не соглашается. Он прекрасно выучил все его состояния, и сейчас, сжимая ладонями чонгуковы щеки и приподнимая голову так, чтобы можно было смотреть в глаза, Пак все видит.

— Не обсуждается даже. Мы больше не позволим отголоскам из твоего долбанного прошлого портить твое настоящее. В Fanxy сегодня выступает крутой ди-джей, так что к десяти часам, чтобы был готов, я заеду за тобой.