Tough Cookie (СИ)

Как только У прислушивается, Ю-Квон называет улицу, заставляя Сумин брезгливо поморщиться, а Чихо — еще больше напрячься. Салон находится в заново отстроенном районе, там, где раньше находился дом Хёджона.

— О, я не думаю, что пойду туда, Квон-и. Слишком много плохих воспоминаний, — женщина театрально вздыхает и тянется к бокалу с вином. Минхек даже откладывает телефон, задерживая дыхание, а Чихо накаляется настолько, что неосознанно сжимает пальцы на бокале с такой силой, что костяшки моментально белеют, а тонкое стекло бокала практически трещит под его напором.

— Я покину вас ненадолго, — У откладывает салфетку с колен и, встав, идет в сторону ванной.

Открыв кран, Чихо несколько раз умывается ледяной водой. Когда У уже откладывает полотенце, в ванную входит Квон.

— Все в порядке? — тихо интересуется парень и охает, когда Чихо одним движением сажает его на тумбочку, уставленную ароматическими палочками и свечками.

— Сейчас, точно все в порядке.

Чихо чувствует, как резко сносит внутри все барьеры, и срочно нужно сделать хоть что-то, лишь бы удержать в руках поводок собственной рациональности, поэтому он целует Ю-Квона медленно, без намека на нежность оттягивает зубами его нижнюю губу, скользит языком внутрь, крепко захватывая волосы на затылке, и не может разобрать, от чего Квон стонет больше — от наслаждения или от боли. Возбуждение прокатывается по телу удушливой горячей волной, позвоночник покрывается мурашками, а руки сводит от желания сжать, смять любое сопротивление, оставляя за собой синяки. Как только ладони У забираются под свитшот Ю-Квона, Ким нехотя прерывает поцелуй.

— Тут твоя мама и нас ждут в гостиной. Так что давай оставим наши игры на ночь, — лучезарно улыбается Квон, переводя дыхание, и пытается спрыгнуть с тумбочки. Чихо сильнее вжимается в него бедрами и не дает даже шевельнуться.

— Мне плевать. Я хочу прямо сейчас, а ночью у меня планы с Минхеком, я ему обещал, — Чихо легонько кусает Ю-Квона в шею и снова утягивает его в поцелуй.

Перед глазами расплываются разноцветные круги, Квон стонет прямо в губы Чихо, когда тот оглаживает живот и пальцами пробирается под пояс джинсов. Сердце сбивается с ритма, стоит Чихо на секунду отвести взгляд и зацепиться за их отражение в боковом зеркале. Мир искрит на периферии сознания, ребра сводит в невозможности сделать вдох, и Чихо не то стонет, не то хрипит — не разобрать. Потому что с поверхности зеркала на него смотрят карие глаза Чонгука, а в них десятки миллионов звезд, крошащих Чихо на элементарные молекулы, они взрываются бездонными черными дырами и отбивают ударной волной его стонов куда-то на задворки сознания. Он не видит реальности. Только Чонгука. Это пугает.

Чихо резко отпускает Квона и делает шаг назад. Он не готов признаться себе в том, кто на самом деле сейчас его возбуждает. Он вообще не готов ни в чем признаваться.

— Ты прав. Сейчас не место и не время, иди в гостиную. Я подойду, — произносит У ошарашенному его поведением Ю-Квону, и буквально выставляет того за дверь. Чихо снова ополаскивает лицо холодной водой и не понимает, как это вообще возможно. Почему его трясет при мыслях о какой-то жалкой малолетней проститутке, а тело до сих пор помнит каждый пережитый с Чонгуком оргазм. Он не может вытравить с языка чужое имя, и кажется, что если бы они с Квоном зашли хоть сколько-нибудь дальше, Чихо вряд ли бы даже осознал, кого он зовет, когда с губ срываются хриплые стоны. Это перекраивает сознание, и хочется удавиться, но правде в глаза не смотреть. Поэтому Чихо вовсе не сложно натянуть на лицо вежливую улыбку и, пригладив волосы мокрыми руками, выйти из ванной. Гораздо сложнее оказывается обмануть этим Минхека. Все верят, но только не он. Чихо знает, что он все видит, читает по глазам и раскладывает по полочкам, но делает вид, что купился на дешевое шоу его притворства, и поэтому молчит.

На десерт Чихо не остается. Он целует мать в щеку и, извинившись перед Квоном, хватает Минхека под локоть и тащит к выходу.

***

Чимину отказывать нельзя. Это Чонгук понял уже давно. Чимин всегда добивается своего. И если Чон сейчас не встанет и не начнет приводить себя в порядок, то Пак запихает его в машину хоть в пижаме, и все равно отвезет тусить. Чонгук долго стоит под душем, он все еще помнит и пытается смыть с себя, наконец, весь этот сюрреалистичный ужас, но не выходит. Вода настолько горячая, что, кажется, обжигает, но Чонгук не чувствует, все тело вымораживает как сухой лед, и он с остервенением трет кожу жесткой мочалкой, разве что в кровь не раздирает, но остановиться не может. Ему противно от самого себя и от того нереального возбуждения, которое он испытывал в руках Чихо. Чонгук ощущает себя комком раздробленных костей и внутренностей, обливающихся черной грязной кровью, потому что он сдался, так легко сдался, без борьбы даже, собрал флаги и слег на капитуляцию. И от мысли, что он ничего не мог сделать, а права выбирать ему никто не давал — не легче. Можно только забыть.