Товарищ генерал

Жизнь и быт лагеря в деревне.

Обед.

Исследовательская работа в деревне.

Крестьяне в гостях у пионеров.

Творчество пионеров.

В последней главе Володя обратил внимание на стихотворение пионера, поправленное рукой Харитонова:

Хоть нас дождичек мочил темной ночью

И в палатку пробегал быстрой речкой,

Но мы, юные ребята, не стонали

И в палатках две недели простояли,

Закалили свое тело солнцем знойным,

Закрепили ветерком да холодным.

А как стали уходить и прощаться,

Было жалко нам с крестьянами расстаться.

Было жалко нам покинуть свое место,

Потому что мы сдружились с ними тесно.

В блокнотах Володя нашел записи мыслей о военном искусстве, выписки из книг. Он взял общую тетрадь и начал заносить в нее некоторые записи. Вот что он выписал:

"Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев".

Ленин

* * *

Во мне соединились два класса-рабочий класс и крестьянство-и то, чем станут скоро все рабочие и крестьяне, т. е. наша пролетарская интеллигенция. Старая интеллигенция не похожа на нас. Она шла в народ, а мы — из народа. Помню, пришла в комсомол одна гимназистка.

— Вы почему вступаете?

— Хочу стать проще.

Села за рояль — и ну бить по клавишам.

— Нет, так опрощаться не надо. Надо подымать народ до уровня интеллигенции, только не такой, как вы, а такой, как Ленин!

Горький! Дзержинский!

Люди подчиняются. по-разному. Если подчиняется человек из страха, от угодливости, от тщеславия-такое подчинение отвратительно. Но если подчинился человек душой, нет и не может быть иного чувства к нему, как только братской или отцовской любви.

Чтобы подчинился человек душой, надо, чтобы цель была общая. Один еще не знает, как добирэся цели, а другой осознал и сам себя подчинил ей. Люди это видят и тоже подчиняются.

Хороший полководец, даже если и сознает себя умнее своего врага, должен представлять себе его умнее, чем он есть на самом деле. Если и ошибешься, вреда не будет.

Нельзя свою неприязнь к моральному облику противника в карикатурном виде перекосить на его мощь

Слова к делу не подшиваются.

Разговор с Гущиным

— Ты знаешь, кто твой противник?

— А как же! (Показывает группировку противника на карте.)

— Нет, не по карте, а что за человек? Откуда родом? Какое имеет образование? Умен или глуп?

— Этого не знаю!

— А он небось знает, поэтому и бьет тебя!

Хочешь вести за собой массу-не строй из себя загадочную натуру. Не засекречивай свое мастерство. Все покажи на практике.

Смотри, как это просто!

Много согласовывать — только вредить делу. Особенно если оно уже подготовлено. Тут лишний раз советоваться — беда. Скажут "не так" или "подожди еще денек" — и все летит прахом.

Не люблю просить, заранее зная, что нет, нарываться на отказ. Лучше постараться справиться своими силами, умом, хитростью.

Наш народ не обижается на требовательность, наш народ обижается на несправедливость.

Разговор с повозочным

— Расскажите о себе!

— Биография моя очень хорошая. Эксплуатацией не занимался.

Профессия серьезная. Все деревянные части для ткацкого станка могу сделать. У детей моих еще лучше биография. Образование им дал, к чему у кого была настойчивость. Теперь вот на кого ни погляжу-любуюсь. Медицинскую сестру вижу-у меня дочь такая. На командира погляжу-у меня сын такой. А недоволен я чем? При социализме еще вор имеется. При коммунизме этого не будет. Взять хотя "бы наш красноармейский паек. Я так полагаю, товарищ генерал, правительство по этому вопросу не одну ночь глаз не смыкало. Сколько ртов надо прокормить, а работников наполовину убавилось. Составили рацион в обрез, чтобы солдат мог Родину защищать, рабочий на фабрике работать, крестьянинв поле, да чтобы дети голодом не помирали. Вот с этого пайка я пять процентов скидываю на вора. Но если он больше хапает, сильно переживаю…"

Прошло несколько дней, а Володя все еще задерживал взятые у Харитонова материалы. Когда он наконец приехал к Харитонову, чтобы отдать их, он застал командующего в необычном состоянии.

Лицо Харитонова было сурово, брови нахмурены.

— Сейчас еду в Ставку, — взволнованно говорил Харитонов, — ставить вопрос ребром! Решайте мое дело, а то убегу!.. Буду разить врага как рядовой!.. Про ополченца Орлова скажу! Вот как старики поступают. А я что? Хуже старика? Только, понимаешь, все это может выглядеть фальшиво. Особенно если учесть, что люди в Ставке заняты по горло. Ко мне проявили терпение, и я должен терпеть! Но я действительно не могу! Понимаешь?

— Товарищ генерал! — медленно проговорил Володя. — В вашем душевном состоянии нет ничего такого, что бы могло возмутить людей в Ставке. Вас поймут и, может быть, действительно ускорят решение вопроса. Во всяком случае, вас не могут не понять там как коммуниста.

Проводив Харитонова, Шпаго и Володя дожидались его в машине. Он вскоре вернулся.

Когда машина тронулась, Харитонов повернулся к ним:

— Понимаете, вхожу к начальнику Генштаба и объявляю свое решение. А он мне на это, "Чего ершишься? Над тобой не каплет.