«Товарищ Керенский»

Опыт культурного творчества весны – лета 1917 года имел необычайное значение для последующей эпохи. Многие культурные формы прославления «вождя народа», найденные в этот период, впоследствии были взяты на вооружение, переработаны и развиты большевиками. Советскому политическому языку предшествовал язык протосоветский, а большевистский язык был первоначально особым диалектом языка революционного (это облегчало затем задачу «говорения по-большевистски»)[1232]. Подобный революционный язык, в разработке которого большое участие приняли Керенский, его сотрудники и сторонники, был в 1917 году весьма распространен – порой его использовали и некоторые будущие вожди Белого движения, что тогда укрепляло их статус, делало этих людей известными стране, что повлияло на их судьбу и последующую репрезентацию.

По мнению некоторых исследователей, культ вождя невозможно представить без поддержки со стороны развитых государственных институтов, контролируемых создателями соответствующего культа. Я. Плампер отмечает: «…современные культы личности возникают лишь в закрытых обществах. Публичная сфера в таких обществах чрезвычайно ограничена, что делает практически невозможным распространение посредством СМИ критики в адрес культа вождя и создание конкурирующих культов. Большинству закрытых обществ присущ высокий уровень насилия со стороны государства, и политический культ личности обычно необходим для определения взаимоотношений между правителем и подданными»[1233].

Подобный подход позволяет понять функционирование развитого культа вождей: образы Муссолини и Гитлера, Сталина и Ленина, образы, жившие в массовом сознании, невозможно представить без аппаратов массовой пропаганды и массового организационного воздействия, поддерживались они и аппаратом террора. Однако эта интерпретационная модель упускает из виду генезис культурных форм, необходимых для возникновения культа вождя: важные образы и тексты, распространявшиеся впоследствии мощной государственно-партийной машиной, создавались в условиях остроконкурентной политической борьбы – это было присуще культам Ленина, Гитлера и Муссолини, а культ Сталина уже опирался на довольно развитые культы Ленина и Троцкого. И в данном отношении многомерные процессы культурного и политического творчества, процессы, протекавшие в 1917 году, оказали немалое воздействие на советскую – и постсоветскую – политическую культуру.

Важно отметить, что в 1917 году культ вождя как форма персонификации власти не подвергается особой критике (статья А. Богданова, критикующая авторитарные тенденции различных социалистических партий, создающих культы своих вождей, является скорее исключением). Одни оппоненты Керенского критиковали его политический курс, другие – его политический стиль, нередко Керенского считали неудачным кандидатом на роль «вождя народа», порой его именовали ложным вождем. Однако сама потребность в сильном политическом вожде сомнению не подвергалась: под вопрос ставилась легитимность претензий кандидата на роль вождя, но не принципы легитимации через прославление вождя. В 1917 году один из публицистов так описывал вопросы, мучившие граждан России: «Кого же слушать? И кого назвать истинным вождем? И за кем пойти?» Следовало отличать подлинного вождя от «вождей», от демагогов, которые безосновательно претендовали на подобный статус[1234]. Сам принцип вождизма под вопрос не ставился, политический выбор страны мыслился как выбор истинного вождя народа.

Носителями авторитарной политической культуры в 1917 году были люди самых разных взглядов. К их числу принадлежали и многие сторонники, и многие противники Керенского.

Иллюстрации

Дореволюционная фотография А.Ф. Керенского. Открытка. Коллекция А.С. Медякова.

Группа участников чествования историка профессора В.И. Семевского в редакции журнала «Голос минувшего». Среди присутствующих – А.Ф. Керенский (стоит 3-й справа), историк С.А. Венгеров (сидит 3-й слева). 1914, Санкт-Петербург. Фото К. Буллы. ЦГАКФФД СПб.

Временный исполнительный комитет Четвертой Государственной думы. Март 1917, Петроград. Сидят (слева направо): В.Н. Львов, В.А. Ржевский, С.И. Шидловский, М.В. Родзянко; стоят (слева направо): В.В. Шульгин, И.И. Дмитряков, Б.А. Энгельгардт, А.Ф. Керенский, М.А. Караулов. Фото К. Буллы. ЦГАКФФД СПб.

«Революция сломала эту тюрьму». Почтовая карточка. 1917.

Обложка журнала «Жизнь и суд». № 10–11. Пг., 1917.

Портрет министра юстиции Временного правительства А.Ф. Керенского. Фото К. Буллы. ЦГАКФФД СПб.

А.Ф. Керенский с адъютантами в Министерстве юстиции. Фото К. Буллы. ЦГАКФФД СПб.

А.Ф Керенский посещает одну из баз Военно-морского флота. Государственный музей политической истории России, Санкт-Петербург (ГМПИР).

А.Ф. Керенский выступает перед солдатами запасного батальона одного из гвардейских полков. Май 1917 г., Петроград. ГМПИР.

А.Ф. Керенский произносит речь у памятника поэту Й.Л. Рунебергу в Гельсингфорсе. Рисунок напечатан в финской газете «Uusi Suometar» (№ 87. 30 марта 1917, Хельсинки).

Обложка журнала «Герои дня». № 1.