Некоторые же оппоненты Керенского «справа» становились на время его тактическими союзниками: исходя из своих интересов, они прагматически использовали образы революционного вождя, помогая укреплению авторитета министра и утверждению его культа. Это можно сказать и о некоторых либеральных и консервативных политиках и влиятельных периодических изданиях, и об армейских и флотских офицерах, адмиралах и генералах. В одних случаях они принципиально поддерживали его действия, прежде всего подготовку наступления. В других – стремились укрепить собственную власть, ссылаясь на авторитет популярного и влиятельного политика. Генералы М. В. Алексеев, А. А. Брусилов, Д. Г. Щербачев и другие военачальники некоторое время публично прославляли Керенского: ссылки на его авторитет должны были послужить укреплению дисциплины в армии и, соответственно, упрочению их власти. В этом отношении не были исключениями и адмирал А. В. Колчак и генерал Л. Г. Корнилов – будущие вожди Белого дела тоже внесли вклад в создание культа революционного вождя, для достижения своих целей опираясь на авторитет популярного министра и используя элементы революционной традиции. Среди видных предпринимателей, предоставивших Керенскому финансовую поддержку, был и А. И. Путилов, который своими публичными заявлениями также укреплял авторитет министра.
Репутацию вождя революционной армии Керенский основывал на поддержке со стороны героев российской армии: восторженные обращения к нему ветеранов-фронтовиков, георгиевских кавалеров служили символом того доверия, которое армия должна была оказывать министру. Такая тактика укрепления авторитета использовалась и до революции, применялась она и другими политическими лидерами. Однако преподнесение боевых наград военному министру в мае 1917 года было беспрецедентным, оно укрепляло его репутацию «вождя» и «героя» авторитетными свидетельствами, что было важной предпосылкой для утверждения его харизмы.
Свою лепту в создание культа Керенского внесли и известные писатели, режиссеры, ученые, художники. Одни выступали с соответствующими публичными заявлениями, другие прославляли вождя своими произведениями. Ф. Д. Батюшков, В. Г. Богораз-Тан, А. С. Бухов, С. А. Венгеров, З. Н. Гиппиус, Марк Криницкий (М. В. Самыгин), А. И. Куприн, С. А. Кусевицкий, Лидия Лесная (Л. О. Шперлинг), Д. С. Мережковский, Вас. И. Немирович-Данченко, Вл. И. Немирович-Данченко, П. А. Оленин-Волгарь, А. С. Рославлев, М. В. Рундальцов, Б. В. Савинков, К. С. Станиславский, Н. С. Тихонов, Д. В. Философов, М. И. Цветаева находили новые слова и образы для описания вождя; авторитет политика подтверждался и авторитетом знаменитостей. Они делали это с разной степенью таланта и с разной убежденностью, их выступления имели разный общественный резонанс.
Прославляя Керенского, деятели русской культуры руководствовались и столь же разными причинами. Одни искренне поддерживали его политический курс. Другие были увлечены модным политиком. Третьи азартно старались помочь «своему» представителю в мире большой политики: давние дружеские и родственные узы связывали Керенского с различными группами и кружками радикальной и либеральной интеллигенции. Наконец, не следует сбрасывать со счета и материальные интересы: Керенский в это время «хорошо продавался», политизированное общество готово было платить за образы своего кумира и за тексты, посвященные ему, нарасхват расходились также значки, открытки и портреты с изображением вождя, его бюсты. В некоторых случаях имел место и прямой политический заказ со стороны пропагандистских изданий, редакции которых желали сослаться на мнение того или иного знаменитого автора и привлечь таким образом читателей.
Однако сравнение текстов авторитетных авторов и рядовых участников событий не всегда дает основание противопоставлять «высокую» культуру элиты и «низкую» культуру масс – нередко они были носителями одной авторитарной политической культуры. И представители образованных «верхов», и малограмотные «низы» порой не видели возможности дальнейшего политического развития страны без укрепления власти уникального вождя-спасителя и находили смысл в его прославлении, хотя использовали для этого разные слова и образы. Между малограмотными фронтовиками и утонченными представителями Серебряного века было много общего: они по-разному описывали свои политические предпочтения, но оставались в поле влияния той авторитарной «вождистской» политической культуры, о которой говорил Богданов.