Товарищ комбат

Сзади разорвался еще один снаряд. Костин, еле удерживая на слабеющих руках тяжелую ношу, собрал последние силы и ускорил шаг. Так, не останавливаясь, и нес комбата до подвала школы, где развернулся батальонный медпункт.

Капитан Кудрявцев временно принял на себя командование батальоном и доложил о случившемся командиру полка, а тот — Городовикову.

Печальное известие расстроило генерала. Командир передового батальона дивизии вышел из строя в самый ответственный момент. Батальону были подчинены три артдивизиона и рота танков — основные силы, предназначенные для усиления полка; Губкин успешно наступал и был близок к выполнению поставленной задачи. Оставалось менее пяти километров до шоссе Кибартай — Кенигсберг, перерезав которое, Губкин должен был воспрепятствовать противнику совершать маневры.

Кудрявцев доложил, что эвакуировать Губкина в медсанбат обычным транспортом невозможно: дороги развезло — два дня подряд шел дождь со снегом. Городовиков разрешил взять боевую машину из батареи САУ. Всех раненых разместили в самоходно-артиллерийской установке, предварительно выгрузив из нее боеприпасы.

Дорога была исключительно тяжелая: в пути раненых кидало из стороны в сторону, каждый толчок стоил им неимоверных усилий, чтобы сдерживать боль. Самоходка, двигаясь напрямик, с трудом добралась наконец до медсанбата. Командира саперного взвода, тоже раненного в живот, до места довезти не удалось — и пути он скончался. Губкина в медсанбате срочно оперировали. «На этот раз, кажется, не выкарабкаться», — с тоской подумал он, ощущая нестерпимую боль в животе.

На третий день после операции Губкин почувствовал облегчение. Его навестил Костин: дивизию вывели во второй эшелон…

Боевые друзья встретились, как родные братья, давно не видевшие друг друга.

— Мы с тобой прошли через такой кромешный ад, даже не верится, что остались живы, — сказал с грустью в голосе Губкин. — А скольких товарищей мы недосчитываемся.

Костин промолчал, чувствуя неловкость: он должен был находиться на высотке вместе с рекогносцировочной группой. И неизвестно, что было бы с ним, если бы в самый последний момент комбат не направил его осмотреть находившуюся неподалеку немецкую школу.

— Не переживай! Лучше расскажи, что ты там в той школе увидел? — спросил Губкин.

Замполит усмехнулся:

— Все то же: на стенах портреты Гитлера, Фридриха Второго и еще какой-то сволочи. Значит, вся учеба у них основана на военной подготовке с малых лет. — Костин помолчал и сокрушенно покачал головой. — Надо же было вам на ту высотку забираться?! Она ведь со всех сторон как на ладони. — Он вздохнул. — Когда поправишься, поедешь в академию, там ума наберешься.

— До академии надо войну закончить. Хорошо, что я полушубок поясным ремнем подпоясал: осколок в него угодил, а то бы насквозь меня пропорол. Так что скоро снова в строй. Жаль только, с тобой служить больше вместе не придется.

— Это почему же? — удивился Костин.

— Комдив метит тебя на повышение — парторгом полка.

— Честно признаться, ты меня этим известием не обрадовал. С батальоном нас обоих многое связывает. Столько пережито вместе…

Губкин задумался. Да, Костин стал ему как брат родной, хотя характерами они очень разные и возрастом замполит намного старше. А вот сблизились. Да так, что друг без друга жить не могут. Бывало, пройдет всего несколько часов, как нет Федора Алексеевича, а ему, Губкину, уже не хватает замполита. Вот и теперь встретились они в тиши медсанбата, поговорили по душам, и обоим стало легче на сердце.

Прощаясь с другом, Губкин с любовью смотрел на его усталое лицо. Костин, стараясь не показать своей грусти, быстро проговорил: «Ну, я пошел», — и торопливо вышел.

Ранение Губкина на самом деле оказалось на редкость удачным — осколок не задел брюшину. Поэтому дело быстро шло на поправку.

До медсанбата новости доходили быстро, быстрее, чем до передовой. Георгий уже знал о готовившемся большом январском наступлении на Кенигсберг. Теперь он мечтал в числе первых со своим батальоном ворваться в столицу Восточной Пруссии.

3

Губкин выписался из медсанбата в конце декабря. Новый, 1945 год он встречал в родном батальоне. Это был особенный новогодний вечер. Все чувствовали близость завершения войны, и каждый офицер, каждый солдат, поднимая новогодний тост за победу, готов был сделать все от него зависящее, чтобы приблизить этот желанный день.

Перед самым Новым годом генерал-полковник Крылов получил директиву генерала армии Черняховского, в которой войскам 5-й армии предписывалось наступать на направлении главного удара фронта и прорвать вражескую оборону на участке Шаарен, Кишен, а затем развивать успех в направлении на Пилькален и далее в обход Тильзита. Армии Крылова во взаимодействии с армиями генералов Людникова и Белобородова предстояло уничтожить тильзитскую группировку противника.

Перегруппировка войск в тактическом звене началась в первых числах и закончилась 11 января. Дивизия Городовикова должна была наступать в центре оперативного построения армии.