Товарищ комбат

И тогда Городовиков вплотную приблизил пункты управления к переднему краю. В сопровождении начальника оперативного отделения подполковника Владимирова, начальника связи майора Захарова и своего адъютанта старшего лейтенанта Кулаковского он для принятия решительных мер перешел на КНП 262-го полка, который размещался в полуразрушенном каменном доме на окраине фольварка. Командир полка переместился на КНП командира первого батальона, а тот занял НП второй роты. Вместе с общевойсковыми командирами к переднему краю продвинулись пункты управления приданной артиллерии. Отсюда, с нового места, комдив направил в полки офицеров связи, чтобы уточнить на месте и затем доставить ему информацию о том, как готовятся части к предстоящему с утра наступлению. К двадцати четырем часам все они, за исключением офицера связи 262-го полка, вернулись и доложили обстановку.

Городовиков, выслушав доклады, вызвал к аппарату командира 262-го стрелкового полка:

— Поднимешь в атаку свой первый батальон, а я — второй. Во что бы то ни стало надо прорвать первую позицию противника и расширить прорыв в глубину! Левее штурмует второй батальон 297-го полка…

— Капитана Губкина к телефону! — попросил комдив.

— Слушаю вас, товарищ Сто первый! — отозвался в трубке приглушенный расстоянием голос комбата.

— Нахожусь у твоего соседа справа. Действуешь одновременно со мной в соответствии с приказом!

— Есть, подготовить батальон для совместных действий, — ответил Губкин, а самого будто огнем обожгло: «Генерал в атакующей цепи!»

К часу ночи все распоряжения были отданы. Войска заканчивали подготовку к штурму, ждали рассвета. Бодрствовали лишь дежурные смены у наблюдательных постов, у станковых пулеметов и у орудий, выдвинутых на прямую наводку. Остальные отдыхали. Ординарец Долин уговорил наконец своего генерала спуститься в полуподвальное помещение, где было подготовлено место для отдыха. Приказав Кулаковскому и Долину тоже ложиться, Городовиков быстро заснул. Но не прошло и получаса, как все вокруг заходило ходуном: немцы начали обстрел КНП дивизии. Один из снарядов угодил в домик. Все потонуло в грохоте разрыва. Обрушились деревянные перекрытия. Дым, смешанный с пылью, застилал глаза. Долин окликнул Городовикова:

— Товарищ генерал, вы ранены?

— Кулаковский ранен, помоги ему, — сдавленно проронил комдив.

Долин кинулся к Кулаковскому.

Внезапно стало тихо, стрельба прекратилась. Долин стал бинтовать адъютанта комдива и вдруг услышал стон в той стороне, где находился Городовиков. Оказалось, что и генерал тоже ранен. Вскоре их эвакуировали в медсанбат.

На рассвете 184-я перешла в наступление. Дивизией стал командовать генерал-майор Р. Г. Максутов.

К полудню Городовикову сообщили, что его адъютант скончался на операционном столе. И хотя главный врач медсанбата запретил тревожить генерала — у него было кризисное состояние, держалась высокая температура, — среди санитаров попался бывший солдат комендантского взвода штаба дивизии, который и сообщил комдиву эту печальную весть. Смерть Кулаковского потрясла Басана Бадьминовича. Он попросил, чтобы в последний путь адъютанта пронесли мимо его окон.

Кулаковский лежал на своей черной кавалерийской бурке, полы которой свисали с санитарных носилок и были похожи на перебитые орлиные крылья. Когда процессия поравнялась с окнами палаты Басана Бадьминовича и остановилась, раненый комдив попытался приподняться, но не смог. Лишь глухо застонал от скорби и бессилия. Адъютант как живой стоял перед его взором.

Год назад Кулаковский молодцевато докладывал командиру 8-й кавдивизии Петру Алексеевичу Хрусталеву: «Товарищ генерал! По вашему приказанию прибыл!»

8-я кавдивизия вводилась в прорыв на соседнем участке. Городовиков хорошо знал Хрусталева по совместной службе, когда оба они командовали полками в 8-й кавдивизии. Басан Бадьминович приехал в район сосредоточения оперативных резервов, нашел Хрусталева. Встретились они тепло, разговорились, вспомнили молодость. Им тогда и тридцати-то не было…

И сейчас Городовиков до мельчайших подробностей вспомнил свой разговор с Хрусталевым.

— Ты, должно быть, помнишь моего бывшего адъютанта сержанта Гришу Кулаковского? — спросил Городовиков.

— Как не помнить такого наездника? Сейчас он уже офицер, в звании лейтенанта.

— Слушай, отдай мне его снова в адъютанты.

— Как это «отдай»? Он все же командир взвода! — возразил Хрусталев.

— И все же прошу, вызови его сюда…

Кулаковского разыскали быстро, и он предстал перед генералами. На голове щеголевато сидела кубанка, голубые петлицы красовались на гимнастерке, лицо дышало молодостью и здоровьем. Басан Бадьминович уже менее уверенно пригласил его к себе в дивизию. Он хорошо знал, как трудно из кавалерии заманить офицера в пехоту. Кулаковский был смущен столь неожиданным приглашением. Да и нелегко было ему, кавалеристу, расставаться с конницей, с Галочкой — так звали его любимую серую кобылицу. Городовиков, как будто читая его мысли, продекламировал: