Товарищ комбат

Вот уже только узкая полоска заснеженной земли разделяет непримиримых врагов. Эта черта должна стать для одного из них роковой. Губкин уловил нервозность в движениях немца: он то пытался прикоснуться к парабеллуму, то судорожно отдергивал руку. Наконец оба замедлили шаг, не спуская друг с друга глаз, и рука фашиста скользнула в кобуру. Губкин первым выхватил из-за пазухи свой второй пистолет ТТ и выстрелил. Гитлеровский офицер опоздал на доли секунды. Рука его беспомощно опустилась, и пистолет выпал из нее. Раненый рухнул в снег… Под прикрытием огня группа захвата оттащила обер-лейтенанта в расположение батальона.

Пленному оказали медицинскую помощь, попытались его допросить, но тот наотрез отказался давать какие-либо показания. Губкин приказал капитану Кудрявцеву привести пленного к нему. Хотя гитлеровский ас был нетрезв, он сразу узнал командира пластунского батальона — так тот был представлен ему немецкой разведкой — и вытянулся по стойке «смирно», придерживая раненую руку. Хмель сразу вышибло.

Губкин вплотную подошел к нему.

— Кудрявцев, переведите: если он сейчас же все не расскажет, то будет расстрелян. — Губкин уставился жестким взглядом на пленного. Тот не выдержал и неожиданно заговорил на ломаном русском языке:

— Нумерация противостоящих частей и их укомплектованность — это мелочь. Против русских солдат Гитлер приготовил секретное оружие!

— Нет у вас никакого секретного оружия! Все это геббельсовская брехня, — не сдержавшись, грубо оборвал его Губкин.

— Есть. И ваша доблесть поблекнет перед этим оружием. Вы своими глазами увидите эту страшную силу. И очень скоро.

— Что же это за оружие? Сверхсильная бомба?

— Сильнее бомбы! Ваши войска в мгновение ока будут повержены. Они придут в себя, когда мы уже будем в Москве!

— Обер-лейтенант, вы изрядно хлебнули шнапса…

— Если нас пропустят через линию фронта, капитан, вы сами убедитесь в этом. Такое оружие изобрел мой брат!

— Мы вас расстреляем, если не расскажете, какие реальные силы и средства противостоят на нашем участке.

— Все это чепуха против того секрета. Он известен мне одному. Перед вашим батальоном и его соседями действует всего-навсего полк фольксштурма. Но вы, капитан, очень скоро убедитесь, что я не болтун.

Окончив допрос, Губкин направил пленного в штаб дивизии.

Получив «добро» Басерова, он немедленно атаковал противостоящего противника. На помощь трем артиллерийским дивизионам, приданным батальону, пришли полковая и дивизионная артиллерийские группы. Под гром артиллерийской канонады четвертая и пятая стрелковые роты ворвались в первую траншею. Несколько десятков человек в гражданской одежде, вооруженные автоматами, сразу сдались в плен. Некоторые пытались бежать, но очереди наших пулеметчиков настигали их. Затем бойцы с ходу овладели второй траншеей. В это время взвод автоматчиков, который был послан ранее в разведку и находился в тылу врага, прорвался к штабу немецкого полка. Это вызвало панику, гитлеровцы стали сдаваться в плен целыми подразделениями.

К одиннадцати часам Губкин доложил командиру полка, что в плен взято семьсот немцев, среди них и старшие офицеры. Полк фольксштурма, сформированный в Кенигсберге, был разгромлен батальоном за несколько часов и перестал существовать как боевая единица. Лишь нескольким офицерам штаба удалось бежать.

Подполковник Басеров, поздравив комбата с победой, полушутя сказал:

— О твоей «дуэли» узнал сам Черняховский! Думали, всем достанется по первое число, но пронесло…

В направлении Кенигсберга шли ожесточенные бои. Серьезным препятствием явился город Инстербург с его внутренним и внешним обводами, с укрепленными районами. Гитлеровцы, потеряв надежду устоять под ударами наших войск, стали действовать особенно изощренно.

Командир пятой роты Акимов доложил Губкину:

— Товарищ Шестьдесят первый (это был новый позывной комбата), впереди бурлит река!

— Не может быть, до реки еще шагать и шагать. Если даже она есть, то давно подо льдом.

Комбат недоумевал, в чем дело. Но тут его попросил к телефону командир четвертой роты и сообщил то же самое.

Вскоре Губкин и сам увидел, что невесть откуда появившаяся вода накатывается на его батальон. Солдатские цепи стали прижиматься к единственной возвышенности на этом участке — насыпи шоссейной дороги, ведущей на Инстербург.

Губкин вытащил свою топокарту. Взгляд его упал на условные знаки плотин на реках Инстера и Ангерапп. Только теперь он сообразил, что немцы, взорвав плотины, затопили поймы рек.

Уровень воды неумолимо поднимался, и было жутко видеть бурлящую водную стихию. Батальон сомкнулся почти в колонну. Четвертая рота двигалась по правой стороне дороги, пятая — по левой, шестая шла за ними. Вот-вот наступит рассвет, и люди на шоссе окажутся как на ладони.