В этом госпитале Георгий был уже не в первый раз, знал многих врачей и сестер. Когда его положили на операционный стол, он спросил:
— Кто будет оперировать?
— Подполковник медицинской службы Четверяков, — ответила медсестра Лида Аникина: — Здравствуйте, товарищ капитан. А я вас сразу узнала.
— Вот как? — удивился Губкин. И не вытерпел, спросил: — Скажите, а Муза Собкова здесь?
— Отдыхает после ночного дежурства. Позвать ее? Хотите, чтобы она ассистировала?
— Нет, ни в коем случае! — В эти минуты ему не хотелось встречаться с Музой, как бы она ни была дорога и близка ему. Она спасла его, дала свою кровь. Казалось, не год, а вечность прошла с тех пор, как они расстались (тогда госпиталь располагался в Гжатске), но Георгий помнил каждую минуту их встречи. Разговор Губкина с медсестрой прервал вошедший главный хирург.
Дали наркоз, началась операция. Четверяков, насколько мог, глубоко вскрыл грудную клетку, но осколка не обнаружил…
Когда Губкин на другой день пришел в себя, то первое, что он увидел, было заботливое лицо склонившегося над ним хирурга. Четверяков, видно, узнал своего старого пациента.
— Что же это вы, батенька, так часто подставляете себя под вражеские пули и осколки? — спросил он, бросив мимолетный взгляд на забинтованную грудь капитана.
— Чему быть — того не миновать! — тихо проговорил Губкин. — Доктор, покажите, пожалуйста, осколок, — попросил он.
— Осколок где-то глубоко застрял в мягких тканях. — Четверяков отвел глаза. — Достать его, к сожалению, не удалось, но рану очистили и обработали надежно.
Губкину все остальное уже было неинтересно, его бросило в холодный пот. Сообщение хирурга для него было полной неожиданностью.
— Доктор, что же теперь будем делать? — слабым голосом спросил он.
— Надо ждать, пока заживет рана. А за это время посмотрим, как себя поведет осколок. Хирургическое вмешательство допустимо только в самом крайнем случае.
Только в двенадцатом часу ночи Муза узнала от своей подруги, что Георгий в госпитале. Та рассказала ей, как прошла операция. Муза кинулась было к нему, но что-то удержало ее.
Она долго не могла заснуть. Что связывает их с Георгием? Вновь и вновь задавала она себе этот вопрос. Любовь? А если не любовь, то что?
Наутро не выдержала, на цыпочках подошла к его изголовью. Губкин не спал. И она, поддавшись внезапному порыву, нагнулась и поцеловала его в колючую щеку.
Лицо Георгия осветила улыбка. Сколько раз в минуты затишья между боями он вспоминал девушку! Ему показалось, что она похудела и осунулась.
— Все грудь подставляешь фашистам? — мягко укорила его Муза.
— Главное, видишь, живой!
— Живой-то живой, а рана опять тяжелая.
— Если б на сантиметр левее, — сказал Губкин, — то, возможно, никогда больше и не встретились бы.
— Что же треугольнички мне редко посылал?
— Не до этого было!
— Знаю, читала в «Правде». Многое узнала от офицеров вашей дивизии. Все в один голос твердили: «Отличился при выходе на границу, бедовый, не сносить ему головы!» Разве так можно?
— Война, что поделаешь, сестричка! Я тоже спрашивал раненых после излечения. Отзываются о тебе с благодарностью.
— Все-таки вспоминал свою Музу?
— Как же иначе, жизнью обязан!
— Только поэтому?
— Не только. Без Музы жизнь плохая…
— Какой ты горячий! — Муза невольно потянулась рукой ко лбу Георгия. — Температура все-таки держится! — Она нежно погладила его по щеке. — Тебе что-нибудь принести?
— Спасибо, родная, не надо ничего. Разве что сибирских пельменей, — он улыбнулся.
— Пока нельзя. Потерпи немного.
Ей хотелось сделать для Георгия что-нибудь приятное. И через несколько дней с разрешения палатного врача она взялась за приготовление пельменей. Все у нее получилось, жаль только, что не хватало черного перца. Его нигде не могли достать. Госпитальный шеф-повар сказал, что во всем Каунасе сейчас не найти перца, и посоветовал положить побольше луку.
К вечеру Муза торжественно внесла в палату любимое кушанье Георгия. Аромат сибирских пельменей заполнил комнату. Губкин благодарно смотрел на девушку…
На двенадцатые сутки он пошел на поправку. Осколок в груди пока не беспокоил, а рука в гипсе быстро заживала. Пальцы обрели подвижность. Это радовало Георгия. Капитан Парскал часто навещал его. Они подолгу разговаривали, обсуждая ход военных действий в Восточной Пруссии.
В один из солнечных дней в конце марта Губкина вызвал к себе заместитель начальника госпиталя по политической части.
— Как думаешь, зачем я мог ему понадобиться? — спросил Губкин Парскала.
— Трудно сказать…
— У меня осколок в груди сидит. Видимо, будет агитировать за нестроевую службу.
— Один, без комиссии, он не будет этим заниматься, — возразил Парскал.
Когда Губкин вошел в кабинет замполита, тот, улыбаясь, встал ему навстречу:
— Товарищ майор, читайте, — и протянул ему «Правду».
Строчки поплыли перед глазами. Указом Президиума Верховного Совета от 24 марта 1945 года звание Героя Советского Союза присваивалось генерал-полковнику Крылову, генерал-майору Городовикову, капитану Губкину, старшему лейтенанту Костину и старшему лейтенанту Зайцеву (посмертно).