Товарищ комбат

После жестоких боев под Харьковом 184-ю дивизию вывели в район Старого Оскола на доформирование. Здесь уже не рвались мины, не свистели вражеские пули. Был конец марта. На снежных проталинах начали выглядывать подснежники, предвещая наступающую весну. Лейтенанта Губкина назначили командиром 4-й стрелковой роты.

Тяжело было Георгию расставаться со своими пулеметчиками, их сроднили бои и походы, трудности и лишения военного времени. Образцова Губкин хотел взять с собой, но комбат капитан Мельниченко воспротивился:

— Если каждый, кто уходит от нас с повышением, будет забирать с собой бойцов, от батальона ничего не останется.

— Товарищ капитан, я же не просился командовать ротой. Тем более такой ротой, которая меньше взвода и в которой все надо начинать почти с нуля.

— Во-первых, товарищ лейтенант, желающие командовать ротой среди командиров взводов найдутся, а во-вторых, не думаю, чтобы рядовой Образцов помог сколотить роту. Говорят, он у вас в сутки спит по двадцать четыре часа, да еще выпивать любит.

— Не может быть такого! У него «сузак», — хитровато сощурился Губкин.

— Это еще что такое? — в недоумении спросил Мельниченко.

— «Сузак» — значит «сухой закон». До конца войны дал слово не брать водки в рот. С Образцовым мы воюем со Сталинграда, нас ранило, вместе лечились в госпитале, потом вместе прибыли к вам в пулеметный взвод.

— Почему же на него наговаривают?

— Потому и наговаривают, что строг и требователен. Уж я-то его знаю больше, чем кто-либо.

— Уговорил, быть по-твоему. Бери своего «сузака» с собой! — улыбнулся Мельниченко.

— Разрешите представить Образцова к воинскому званию «ефрейтор»? — воспользовался Губкин переменой настроения комбата.

— Не возражаю. Передайте начальнику штаба батальона, чтобы включил его в список.

Временно 4-й стрелковой ротой командовал лейтенант Пырьев, командир первого взвода. Встретил он лейтенанта Губкина с подчеркнутой независимостью, как равного, даже не пожелав представиться. На вопрос нового командира роты, чем солдаты занимаются, ответил неопределенно:

— Да как вам сказать… ждем поступления нового обмундирования и обуви.

— Впредь попрошу вас докладывать по уставу, а сейчас постройте роту и доложите, как это положено в таких случаях.

Пырьев построил роту. Людей в наличии оказалось чуть больше, чем во взводе. В ответ на приветствие командира роты вяло прозвучала разноголосица. «Да, слабовато», — подумал Губкин и стал обходить строй, пытливо рассматривая каждого бойца.

— Я отныне не только командир роты, но и ваш товарищ, — обратился он к солдатам. — Почему же вы так плохо отвечаете, товарищи бойцы?

Строй молчал, голос командира роты разбился о стену равнодушия.

Губкин обратил внимание на неряшливый вид бойцов. Он испытал на себе, что значит провести на передовой около двух месяцев безвылазно, и понял, что взял не тот тон — резковато для первого знакомства. Среди солдат большинство хороших воинов, и не от них зависит, что они так выглядят.

Губкин раздумывал, как наладить отношения с солдатами, с которыми предстоит скоро вновь идти в бой.

— Товарищ лейтенант, вы позабыли подать команду «Вольно», — подсказал Губкину Пырьев. В его взгляде ротный уловил насмешку, однако команды не подал. Он подошел к левому флангу строя. В глаза сразу бросился солдат, полы шинели которого обгорели, подошвы сапог отстали, поясной ремень сбился набок. Из-под каски глядели сердитые черные как уголь глаза. Небрежный вид солдата раздосадовал лейтенанта. Ему захотелось поговорить с ним, и он подал команду «Вольно».

— Ваша фамилия? — спросил Губкин.

— Рядовой Жубатырев, — ответил солдат.

За обгорелые, видно, у костра полы шинели, за неряшливо застегнутый ремень Губкин всыпал бы Жубатыреву на полную катушку, но вспомнились напутственные слова командира батальона капитана Мельниченко: «В роте работать с людьми будет еще сложнее, хотя бы из-за того, что их втрое больше, чем во взводе. Больше будете уставать. Но никогда не теряйте выдержки, самообладания…»

— Товарищ Жубатырев, кем вы работали до войны?

— Рядовым колхозником!

— Не верится, что вы были колхозником.

— Это почему же?

— Потому что колхозники — бережливый народ, трудолюбивый. А вы вон до чего докатились — на огородное пугало похожи, а не на бойца.

Солдаты весело заулыбались.

— Так я специально, товарищ лейтенант, чтоб немцы боялись, — шуткой на шутку решил ответить солдат.

— Строй — священное место, товарищ Жубатырев, и чтобы таким я вас больше не видел, — строго заключил лейтенант. — По внешнему виду судят о боевых качествах бойца.

Когда строй был распущен, Губкин вызвал старшину роты. Тот явился в новенькой комсоставской шинели, перетянутой портупеей, в добротных, хорошо начищенных сапогах. Его полноватое лицо было спокойным и довольным.

Губкин строго и властно спросил:

— Как же это так получается, товарищ старшина, сами вы одеты с иголочки, а бойцы оборваны, в разбитой обуви?

— Срок они еще не выносили, — попытался оправдаться старшина.