Товарищ комбат

— Так и понимать. В исключительных случаях устав разрешает командиру вести в бой подразделение, непосредственно ему подчиненное, — настаивал Губкин.

— Начальник штаба обязан руководить не только разведкой. Его главная задача — обеспечить управление в целом. Предлагаете оставить батальон без начальника штаба?

— Как вы сами сказали, товарищ капитан, четвертой ночи в нашем распоряжении не будет. Не помню кто, но один из великих русских полководцев сказал: «Непознанная слабость противника становится силой, а познанная его сила — слабостью». Так что не о себе пекусь. Удачная разведка намного уменьшила бы наши потери.

Комбат молчал, понимая, что в данный момент важнее задачи, чем взятие «языка» и раскрытие системы огня противника, пожалуй, нет. К тому же спокойный и уверенный тон Губкина обнадеживал.

— Хорошо, пусть будет по-вашему, — наконец согласился Мельниченко.

Георгий вышел из блиндажа комбата и с облегчением вздохнул: сумел убедить. Теперь надо доказать делом. А дело — опасное, рискованное. Он неторопливо шел по опушке дубовой рощи. Осенний лес напомнил ему Семидомку, родные места, и неожиданно для себя он вполголоса запел:

Я уходил тогда в поход
В далекие края.
Рукой махнула у ворот
Моя любимая…

Удастся ли выполнить трудное и опасное задание на этот раз? Надо выполнить. От этого зависит судьба боя, операции… Все ли разведчики вернутся из поиска?..

Придя к себе в землянку, Георгий написал письмо матери:

«Сегодня мы уходим в разведку за «языком». Будь уверена, мама, мы его возьмем, чтобы приблизить час победы над ненавистными захватчиками… Поцелуй за меня Юру и Женю!..»

О жене он не обмолвился ни словом. Перед тем как уходить в разведку, Георгий получил от Аси первое письмо за все время, что находился на фронте. Жена сообщала, что ушла к другому, просила не судить ее строго — так-де сложилась судьба. Неожиданная горькая весть ошеломила Георгия. Асин поступок показался ему предательским, а человек, который с ней живет, — мерзким. Он еще не знал, как поступить, в голову приходили разные мысли. Больше всего ругал себя: влюбился, как мальчишка, с первого взгляда и поспешил сделать предложение, не разобравшись в ее чувствах… Забылся лишь, когда пришел в землянку.

К ночному поиску шла напряженная подготовка. Бойцы тщательно приводили в порядок оружие, обматывали обувь тряпками, чтобы уменьшить шум при ходьбе. Хотя Губкин обычно придерживался твердого правила — без надобности не подменять младших командиров, на этот раз лично проверял оружие, снаряжение, дотошно вникал во все детали предстоящего поиска.

Разведгруппа ночью выдвинулась к заранее подготовленным проходам. Дул холодный встречный ветер, хлестал проливной дождь. Это было на руку разведчикам. Минуя боевое охранение, они вышли на нейтральную полосу.

Двигались гуськом, осторожно ступая след в след, остерегаясь наткнуться на вражеские секреты. По лощине не пошли, опасаясь, что немцы простреливают ее пулеметным огнем. Пошли по холмистому перелеску. Подстерегаемые опасностью, они брели сквозь заросли, озираясь по сторонам и прислушиваясь. Ветер шумел над вершинами деревьев. Губкин остановился. Необъяснимое предчувствие опасности заставило его взять навскидку автомат. «Неужели засада?» — мелькнула мысль, и мурашки пробежали по спине. Но это ветер раскачивал полуупавшую, подгнившую у комля березку, и она потрескивала.

Вскоре кончился и перелесок. Впереди лежала открытая местность. Они двигались, напряженные до предела. Беспрестанно всматривались в каждый бугорок, каждый кустик. И то и дело вздрагивали от малейшего постороннего шороха и стука. Команды Губкина передавались по цепочке шепотом. Одной ракеты достаточно, чтобы раскрыть разведгруппу… Губкин приказал лечь и продвигаться вперед по-пластунски. Одежда вмиг промокла насквозь, но на это никто не обращал внимания.

Сквозь шум дождя и ветра донеслась чужая речь. Разведчики подползли чуть ближе и затаились. Во мраке ночи с трудом рассмотрели орудия. Огневая позиция артиллерии. Губкин отполз в лощину и, укрывшись шинелью, включил карманный фонарик. На топографической карте с условным знаком станкового пулемета, засеченного днем, вывел карандашом еще одну длинную и две короткие черточки — артиллерийскую батарею.

Остановились на опушке рощи. По всему чувствовалось, что рядом нет ни души. Однако доверяться только чувству было опасно, и Губкин, пройдя немного вперед, припал к земле, прислушался. Когда убедился, что все спокойно, приказал расположиться в ельнике вблизи тропы, ведущей в глубь вражеских позиций. Дождь продолжал моросить. Холодные капли проникали за воротник. Поеживаясь, разведчики терпеливо ждали час, другой. Ночь уже была на исходе, а на тропе так никто и не появлялся. Ветер стих. Несмотря на промозглую сырость, страшно хотелось спать, веки слипались.