Товарищ мой

ВАРЕЖКИ

Может, в Колпине, может, в Рязани
Не ложилися девушки спать —
Много варежек теплых связали,
Чтоб на фронт их в подарок послать.

Украшали их ниткой цветною —

Славно спорился ласковый труд.
Всё сидели порою ночною
И гадали — кому попадут:

Может, летчику, может, саперу —

Много есть у отчизны сынов, —
Иль чумазому парню-шоферу,
Иль кому из бесстрашных стрелков.

А девчонка одна боевая

Написала из песни слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».

И записку свою положила

В палец варежки правой она.
Много варежек послано было
В те края, где метель и война.

Получил командир батареи

Эти беличьи пуховички,
Что так нежно, так ласково греют,
Как пожатие женской руки.

Там лежала записка простая,

И бойцы прочитали слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».

Командир эти варежки носит.

В днях морозных, ночах боевых
Покрывает их инея проседь,
Но тепло не уходит из них.

...Скоро, скоро одержим победу,

Поезд тронется в светлую рань.
Непременно тогда я заеду,
Может, в Колпино, может, в Рязань.

Чтобы после военной разлуки

Незнакомым спасибо сказать
И пожать эти верные руки,
Что так славно умеют вязать.

1940 Райвола

ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА

Войну мы не все понимали вначале.
И перед отъездом, немного грустны,
Друг другу мы встретиться обещали
В шесть часов вечера после войны.
Запомнив ту присказку хорошенько,
Мы мчались, винтовку прижав к щеке,
Сквозь вьюгу Карельского перешейка
На известью крашенном грузовике.
Шрапнель деревья ломает и ранит,
Снарядом расколоты валуны.
Мы здесь позабыли о том, что настанет
Шесть часов вечера после войны.
Любое письмо в истертом конверте
Могло оказаться последним письмом.
Мы все побывали так близко от смерти,
Что кажется — вовсе теперь не умрем.
Мороз был трескуч, и огонь был гневен.
Ужели мы встретиться не должны,
Сережа Диковский и Боря Левин,
В шесть часов вечера после войны?
Тот, кто пройдет по нашему следу,
По минным полям, быть может, поймет.
Какой ценой мы взяли победу,
Преодолевая гранит и лед.
И все же нам страшно и весело было
У взорванной крепостной стены,
И мы не заметили, как пробило
Шесть часов вечера после войны.

1940

ГРОЗА