Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

По стратегическому плану, продолжала Цзян Цин, ЦК должен был оставаться на западе, а основные силы — двигаться на восток, чтобы отвлечь внимание противника от руководителей. Центральный корпус охраны выслал небольшой отряд к югу от Аньчжая, местности, хорошо известной Цзян Цин, так как она раньше посещала расположенный неподалеку Хэцзялунь. Один товарищ из этого маленького отряда тоже хорошо знал район Аньчжая и сумел воспользоваться этим. Однажды, выполняя задание, он лицом к лицу столкнулся с несколькими солдатами гоминьдана. «Руки вверх!» — закричал он и приказал им сдаться. Властный приказ сбил гоминьдановцев с толку. Естественно, они решили, что в кустах спрятались красные, и все семеро сдались в плен. «Отличный пример военной хитрости»,— с улыбкой добавила Цзян Цин.

В те дни в деревне Хуаньсянтуань была создана реакционная организация, состоявшая из старейшин и других местных вожаков. Когда на деревню совершался налёт японских или гоминьдановских самолетов, они, вместо того чтобы побуждать народ к сопротивлению, велели людям отвешивать низкие поклоны или ложиться на землю под летающими над их головами самолётами противника. А когда не хватало пищи, они, вместо того чтобы раздавать жителям зерно, прятали его в пещерах. В революционном балете «Женский красный батальон», заметила Цзян Цин, изображён помещик Пань Батянь из реакционной организации подобного типа.

16 июня 1947 года коммунисты во второй раз прибыли в Сяохэ и оставались там примерно полтора месяца, до 1 августа. В этот период 1‑я армия (под командованием Пэн Дэхуая) столкнулась с самым грозным в то время противником — неистовой кавалерией Ма Буфана, главаря северозападных мусульман и губернатора провинции Цинхай. Вместе с родными и двоюродными братьями (среди них Ма Бунин и Ма Хунгуэй) он возглавлял клан, объединявший «помещичью буржуазию». Очень богатые и влиятельные, они были известны под кличкой Сань Ма («три Ма»)[220]. За ними стояли полчища «реакционных сил». В политическом и культурном отношениях Сань Ма отличались от гоминьдановцев, а в военном были гораздо сильнее, особенно на Северо-Западе, где силами гоминьдана командовал Ху Цзуннань. Тем не менее два этих лагеря поддерживали друг друга. Среди политических последователей Сань Ма были не одни мусульмане, ибо, без дальнейших объяснений смело заявила Цзян Цин, к середине 40‑х годов большинство северных мусульман приняли сторону Красной армии в её борьбе с гоминьданом.

Экономическое положение в северо-западном районе Нинся, где преобладало мусульманское население, показалось Цзян Цин необычным: как ей сообщили, две трети доходов местных жителей уходило на одежду[221]. И всё же коренное население этого района, по сути, не имело настоящей одежды. Когда местные женщины увидели Цзян Цин в простом военном платье, которое она обычно носила, лица их загорелись от восторга — ведь они ни разу не видели настоящей одежды. Их собственная одежда обычно состояла из грубо соединённых между собой овечьих шкур. Спали они на жёстком войлоке. Никакой гигиены они фактически не соблюдали. Прожив с ними несколько дней, Цзян Цин снова обнаружила у себя много вшей.

Хотя жители Сяохэ принадлежали не к национальным меньшинствам, а к народности хань, их обычаи были своеобразными. Цзян Цин вспомнила, что местные женщины зачёсывали волосы назад, оставляя лишь небольшие пучки около ушей. Девушки носили косы, замужние женщины зачёсывали волосы наверх. Стричь волосы (внешнее проявление приверженности к революции) осмеливались немногие.

Женщины восточной Ганьсу — района, расположенного к западу от места их нынешнего пребывания,— славились красотой, но женщины Сяохэ были поистине прелестны. Цзян Цин хорошо помнила двух сёстер, одну звали Гуэйхуа (кассия), другую Ланьхуа (орхидея). Их отец не последовал обычаю народа хань, по которому девушка, выходя замуж, переходит жить в семью мужа. После женитьбы он сам перешёл в семью жены и стал наёмным работником у тестя-помещика. Когда Красная армия провела в Сяохэ земельную реформу, этому наёмному работнику выделили хороший участок земли, принадлежавший раньше его тестю. Однако его, как и многих других в подобных обстоятельствах, испугала такая перемена, он боялся взять землю тестя и жить на ней хозяином. И заставить его отказаться от этой точки зрения было невозможно. Сколько ни убеждали его в том, что социальные преобразования связаны с земельной реформой, он не мог разорвать прежние отношения с тестем-помещиком, которому он беспрекословно подчинялся.