Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Во время этого невероятно трудного перехода Цзян Цин не хотела обременять Мао и его личную охрану заботой о себе. Она попридержала лошадь и нарочно отстала от руководителей. В хвосте колонны она оказалась единственной, кто ехал на лошади,— солдаты шли пешком. Какой-то заботливый товарищ предложил ей спешиться, потому что ехать верхом в такую страшную бурю было опасно: лошадь могла заупрямиться, понести или просто поскользнуться в грязи и сбросить ее. Видя, что Цзян Цин колеблется, он схватил её и вытащил из седла прямо в хлюпающую грязь, так что Цзян Цин едва удержалась на ногах. Она обнаружила, что на уровне земли, там, где находились солдаты, почти ничего не было видно. Чтобы не сбиться с пути, передвигаясь в темноте, по узкой поросшей кустарником тропе, солдаты держались за руки. Получилась настолько тесная человеческая цепь, что, если кто-нибудь слегка наклонялся вперёд, голова его упиралась в спину идущего впереди товарища. Они ступали бесшумно, чтобы противник не обнаружил их.

Перед рассветом из авангарда по цепочке передали, что Председатель предлагает Цзян Цин присоединиться к нему за горой: там будет привал. Цзян Цин тут же начала пробираться к головной части колонны. Пока она догнала Председателя, её дождевик набух и отяжелел от воды. Но всё же какая-то польза от него была, и Цзян Цин стала умолять Мао надеть его (это был единственный дождевик на всё войско, сказала она). Сначала он наотрез отказался. Она настаивала. Наконец он уступил. То, что ей удалось убедить Председателя накинуть на плечи этот драгоценный дождевик, пусть даже пропитанный водой, было её личной победой.

Дождь лил не переставая, но марш продолжался. Как и другие, она едва держалась на ногах от усталости. Кто-то из солдат, шедших в авангарде, должно быть, заметил её плачевное состояние. Ни слова не говоря, он отстегнул висевшую на ремне фляжку со спиртом и протянул её Цзян Цин. Отцепив от своего ремня оловянную кружку, она наполнила её жидкостью. Потом она передала фляжку другим товарищам. Вместе со спиртом в неё влились новые силы.

С наступлением дня решили отдохнуть, подыскав для временного жилья дома-пещеры, но их здесь почти не было. Местное население жило в крайней бедности, и есть фактически тоже было нечего. Цзян Цин, наверное, выглядела очень жалкой, потому что к ней подошёл Чжоу Эньлай и спросил, не боится ли она.

«Чего мне бояться? — с вызовом ответила она.— Ведь нас здесь 200 человек[216]. Каждый поможет другому».

Как раз после этого какая-то женщина призналась ей по секрету, что за всю свою жизнь она ещё не переживала подобного ужаса.

9 июня, в день их прибытия в Тяньцзувань, стоял сильный туман. Разведчики немедленно отправились проверить, не обнаружил ли их противник. Противника поблизости не оказалось, и они прожили здесь неделю. Это время не ушло впустую: его посвятили изучению жизни и экономики местной общины в целях подготовки будущей земельной реформы. Цзян Цин выполняла самые разнообразные обязанности, работая среди населения; ей даже пришлось причёсывать длинные спутавшиеся волосы больной женщине.

В Тяньцзувани огромные земельные площади принадлежали семи помещикам. Общаясь с местными жителями, Цзян Цин получила представление об отношениях между помещиком и арендатором. В них было много своеобразного. Например, наёмный работник мог получить 90 му земли для обработки[217], но обработать её не мог, не имея ни плуга, ни других сельскохозяйственных орудий. Для всех, кроме помещиков, жизнь здесь была невыносимой.

Летом 1947 года, когда противник сражался, «словно слепец», все военные действия осуществлялись под руководством Председателя. Прежде всего, он командовал собственными войсками, а кроме того, и войсками противника[218]. «Трусливая натура» гоминьдановцев обернулась для них потерями и неудачами, особенно во время переходов. Если Красная армия оставалась в низинах и отдыхала в пещерах деревенских жителей, то противник, «заячье сердце», разбивал лагеря только на вершинах гор, считая, что там он будет недосягаем. Однако, по иронии судьбы, холодный и влажный горный воздух вызывал у многих приступы ревматизма, что снижало манёвренность войска и его моральное состояние. Именно учтя это, коммунисты и не стали делать привалы на большой высоте. Кроме того, руководители считали, что крайне важно поддерживать контакты с местным населением и проводить среди него агитацию.

Шли месяцы, и народные симпатии всё больше переходили на сторону Красной армии. Люди знали, например, что, если приближается отряд красных, а в нём несколько конных и виден свет нескольких фонарей,— значит, в отряде находится Председатель Мао. Чтобы защитить его от вражеских агентов или противников красных в своей среде, люди называли его не Мао, а «та» — «он». И их сторонники сразу понимали, о ком идёт речь. Если же кто-нибудь у них спрашивал, знают ли они что-либо о месте пребывания красных или Председателя Мао, они отказывались отвечать и сердились. Они помогали хранить «нашу тайну»,— сказала она[219].