Товарищи

— Ну и пусть. Дуре нечего бояться, — сквозь смех ответила она. — Пускай замечают, я не боюсь. К чистому грязь не липнет. Не я за тобой гоняюсь, а ты за мной. Мне нечего бояться. Тебя увидят — засмеют, скажут: староста группы с девчонками в кулюкушки играет. Здорово! Верно?

— Отдай — плохо будет! Тоже мне, игрушку нашла! — еле сдерживаясь, возмутился Мазай.

— Возьми. На! — Оля чуть подалась вперед и протянула ему фуражку. — Бери! Ну чего смотришь?

Мазай не выдержал и бросился к Оле. Она вскрикнула и побежала. Мазай — за ней. Он был крупнее, выше ее, бежал по-спортивному, прижав руки к груди. А Оля — быстрая, ловкая — бежала, похохатывая, даже чуть взвизгивая, и казалась пушинкой, подхваченной быстрым ветром. Они обежали несколько раз штабель опок. Мазай напрягал все силы, стараясь поймать ее во чтобы то ни стало.

Он бежал уже не из-за фуражки — ему просто нужно было догнать девушку, чтобы доказать ей свою ловкость. Он сделал рывок вперед, очутился совсем близко от Оли, хотел схватить ее, но споткнулся и, чтобы не упасть, уперся рукой в штабель. Штабель качнулся, раздался грохот падающих опок и пронзительный крик Оли.

Васька бросился на крик. Оля лежала на земле без движения, на ногах ее громоздились чугунные опоки. Мазай кинулся к цеху, приоткрыл дверь и закричал:

— Ребята! Скорее! Олю опоками придавило…

Он подбежал к девушке, отбросил одну опоку, другую… Прибежали ребята, растащили остальные опоки. Оля все еще была без движения. Все столпились вокруг Оли, не зная, что делать. Но тут в середину группы протиснулся Жутаев. Он склонился над Олей, взял ее руку:

— Оля! Оля!

Глаза ее были по-прежнему закрыты.

— Ребята, за врачом нужно… — нерешительно предложил Мазай.

Жутаев встрепенулся, окинул всех быстрым взглядом:

— У нее… пульс… Есть пульс…

— Значит, жива? — спросил Сережа.

— Жива. Смотрите, ребята, у нее на ботинке кровь. Нужно поскорее сбегать за машиной.

— Колька, — крикнул Мазай, — катай живо! Рядом стоянка автобата. Беги, чтоб в один дух!

Коля сорвался с места и помчался во весь опор.

Жутаев торопливо достал из кармана складной нож, разрезал шнурок и снял с ноги Оли ботинок. На ноге оказалась рана. Жутаев достал из кармана чистый платок.

— Ребята, у кого еще есть? Перевязать рану.

— Йод нужно. Без йода нельзя перевязывать.

— В цеховой аптечке есть. Сбегать? — спросил кто-то.

— Я сейчас принесу, — сказал Сережа и побежал в цех.

Оля открыла глаза, увидела над собой склоненные лица и ничего не поняла. Она попыталась было подняться, но, едва шевельнулась, почувствовала сильную боль в ноге.

— Не нужно, Оля, не двигайтесь, — остановил ее Жутаев. — Сейчас перевяжем — тогда будет легче.

Сережа принес пузырек с йодом, и Жутаев занялся перевязкой. Когда йод попадал на рану, боль становилась невыносимой, но Оля закусила губу и не проронила ни звука.

Жутаев уже заканчивал перевязывать… Во дворе, рядом со столпившимися ребятами, развернулась зеленая легковая машина.

— Откройте, пожалуйста, дверку! — крикнул Жутаев шоферу. — Коля, Сережа, давайте помогите.

Втроем они осторожно подняли девушку на руки и понесли к автомобилю. Когда усаживали Олю, она задела больной ногой за дверку и вскрикнула. Мазай бросился к машине:

— Эй, вы, смотреть надо! Слышите — стонет!

Шофер, пожилой солдат, никого из ребят в машину не взял, сказав, что сам доставит Олю в больницу. Мазай заговорил было о плате, но шофер прервал его:

— Никаких денег я не возьму, а вам и заикаться о деньгах не советую… У меня сынишка тоже в ремесленном учится. Так что мы с вами маленько сродни. Да и не привык я тянуть руку за длинным рублем.

Автомобиль медленно тронулся, за ним гурьбой побежали ребята. На месте происшествия остались только Мазай и Сережа. Когда машина скрылась за воротами, Сережа сказал:

— А молодец Жутаев! Молодец! Правда, Васька?

Мазай ответил как бы в раздумье:

— Правда. У него все как-то ладно получается.

— Это верно. Ничего против не скажешь.

Мазай пристально посмотрел на Сергея и спросил:

— Ну скажи, Сережка, почему у него все получается словно по заказу? Почему? А у других ничего не выходит. И стараются — а оно как назло.

— Под другими ты себя имеешь в виду?

— Может, и себя. Ну, скажи: неужто я совсем никудышный? За что ни возьмусь, все не так. Почему это? Как ты думаешь? Только начистоту…

— Как я думаю?.. А вот как… Правда, я специально об этом не думал, но сказать можно. По-моему, Жутаев такой человек, что о себе почти забывает, он все о других старается. А ты, например, Васька, всегда на первое место себя выставляешь. Вот и сейчас. Ведь ты же думаешь не об Ольге, забыл о том, что, может, сейчас ей очень больно… Ты сейчас Жутаеву завидуешь, жалеешь, что не ты, а он догадался, как ей помочь. Правда? Ты только не скрывай.

Мазай растерялся:

— Ничего я не завидую…

Закончить разговор не дали ребята, проводившие автомобиль. Шли они не спеша, внимательно слушали Жутаева. До слуха Мазая долетели слова Жутаева:

— …Если не так, то все равно что-то делать нужно. Иначе последнее место нашей подгруппе обеспечено.

— Я согласен работать, — сказал Бакланов, — сколько угодно.