Товарищи

Егор запел так задушевно, что дедушка Кузьма и Костюков, уже успевшие одеться, задержались, пока он не допел песню до конца.

— Хорошо и поешь и играешь! — похвалил Костюков. — Молодец! Ну, отдыхай. А если и вправду захочешь поработать день-другой, то, чай, не забыл дорогу в правление. Приходи, работы у нас невпроворот. Придешь?

— Приду. Прямо завтра и приду.

Костюков снова попрощался со всеми и уже от двери напомнил:

— Кузьминична, так ты, если придут люди, прими их. Прими, пожалуйста, как можно лучше.

— Была нужда незнакомых людей привечать — и на порог не пущу! — шутливо ответила Анна Кузьминична.

— Одним словом, Лукьян Иваныч, обижены не будут, — заверил дедушка Кузьма. — Ну, тронулись.

— Счастливо.

Анна Кузьминична проводила их в сени, а когда вернулась, Егор сказал:

— Маманя, может, и мне пойти?

— Куда, сынок?

— А на улицу.

— Какая там тебе улица! Мороз опять трещит. Того гляди, зима вернется. Дома лучше посиди. И не ел ничего. Блины-то целехоньки остались. Так и остыли на тарелке.

— А если я в избу-читальню пойду? — не унимался Егор. — Может, ребят повидаю. Они, наверно, там.

— Ну, сходи, коли охота, — согласилась Анна Кузьминична. — Только ненадолго. Ладно?

— Я скоро. Немного посижу — и назад.

Когда Егор вышел, Анна Кузьминична долго, задумавшись, стояла среди комнаты, потом подошла к гармошке, стала гладить ладонью ее ребристые бока и приговаривать, будто перед ней было живое существо:

— Горушка! Горушка! Орлик ты мой родной…

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Убрав после ужина со стола, Анна Кузьминична ушла в горницу, уселась поближе к лампе и занялась штопкой, решив дождаться Егора. Вскоре в дверь постучали. Анна Кузьминична даже удивилась — она никак не ожидала, что сын вернется так быстро. Но это был не Егор. В комнату вошла девочка, рассыльная из МТС, и с ней двое мужчин в одинаковых ушанках, синих новых телогрейках, таких же стеганых штанах и серых валенках. Анна Кузьминична догадалась, что это рабочие из города, о которых говорил Костюков.

— Тетя Анна, вот к вам из метеэса на квартиру прислали, — сказала девочка. — Директор велел передать, что ему звонил Лукьян Иваныч. Он сказал, что договорился с вами насчет двоих.

— Это мастера из города? Был, как же… Был председатель колхоза, обо всем договорились. Проходите, товарищи, милости просим! Будьте как дома.

Света в комнате было мало — только тот, что падал через открытую дверь от лампы в горнице. Анна Кузьминична принесла из горницы лампу и только тут увидала, что квартиранты ее совсем молодые ребята, примерно такие же, как Егор.

— Уж больно мастера молодые, — улыбнувшись, сказала она.

— Ничего, что молодые, зато бывалые, — ответил тот, что был пониже.

— Коли так, то хорошо, — сказала Анна Кузьминична.

— Тетя Анна, я пойду? — спросила рассыльная.

— Иди, иди, касатка.

— А в дирекцию ничего не желаете передать?

— Нет, ничего. Вот разве только скажи директору, чтобы не беспокоился, обижены люди не будут.

Анна Кузьминична проводила рассыльную за дверь, а вернувшись в комнату, увидела, что оба квартиранта так и стоят одетые, как вошли. Она засуетилась.

— Ребятки, а вы раздевайтесь. Раздевайтесь да садитесь, в ногах правды нет. Одежду можно повесить или на сундук положить. На улице-то вроде холодно?

— Очень холодно, — ответил тот, кто повыше. — Мороз крепкий, будто и не мартовский. Мы на машине ехали, и хоть одеты тепло, но продрогли.

— А у вас что, и тулупы были? Или в том и ехали, в чем пришли?

— Ехали в том, в чем стоим, потому нам тулупы не нужны, мы народ закаленный, — бойко ответил первый рабочий.

— Вы скидайте свои валенки, поставим их посушить на печке. А я вам дам другие надеть. — Анна Кузьминична встала на приступку и достала с печи две пары теплых валенок. — Бери, паренек, валенки. Тебя-то как зовут?

— Борисом.

— Переобувайся, Боря.

— А меня, мамаша, Васькой зовут, — отрекомендовался рабочий, тот, что пониже, — а по фамилии Мазай. Мне валенок не надо, и в этих жарко. Я к нежностям не привык. У меня папаша моряк, старшина второй статьи. Он никаких морозов не боится и мне не велит. Да я и сам так думаю: начнешь кутаться — и на печке замерзнешь.

— Так-то оно так, да остерегаться нужно, — возразила Анна Кузьминична. — Значит, тебе не нужны валенки?

— Нет, мамаша, спасибо. Не нужны.

Анна Кузьминична бросила на печь вторую пару валенок и спросила:

— Ужинать хотите? Только говорите по-простецки, без стеснения.

— Спасибо, мы в эмтээс поели, — торопливо сказал Борис, словно стараясь опередить Мазая.

Анна Кузьминична заметила это:

— Давайте все ж договоримся, ребятки, чтоб вы не стеснялись. Хлебушко у нас есть, картошка своя. Молоко тоже. Покормим кого — не обнищаем. Садитесь за стол. Мы сами вот только поели. Садитесь!

— Я, например, от покушать не откажусь. Мой папаша всегда говорил: дают — бери, а бьют — сдачи отвали. По правде сказать, в метеэсе столовая давно уже закрыта, нас сухим пайком подкормили. А без горячего вот здесь, в трюме, — Мазай похлопал себя по животу, — все и замерзло. Тут, конечно, мы сами виноваты: должны приехать завтра, а явились досрочно — нашлась попутная машина.