Товарищи

Не дожидаясь повторного приглашения, он подсел к столу. Анна Кузьминична начала расставлять тарелки.

— А ты, сынок, почему не садишься? Садись! У меня блинов стопа делая, на десятерых хватит. Присаживайся! — приглашала Анна Кузьминична Бориса.

— Спасибо, я не хочу есть. — Жутаев подошел к печке и прислонился к ней.

— Замерз?

— Да. Почему-то продрог. Внутри дрожь. Если бы воды горячей выпить кружку…

— Я молока горячего налью! Выпьешь?

— Выпьет. Давайте, — ответил за Жутаева Мазай. — Никуда не денется. От такого добра никто не отказывается.

Анна Кузьминична рассмеялась:

— А ты, паренек, бойкий.

— В папашу, — не растерялся Мазай.

— Бойкость — неплохо, коли в дело… — Анна Кузьминична подала Жутаеву кружку молока: — На, пей! Молоко — полезная вещь, от всякой болезни, а больше всего от простуды, словно лекарство, помогает. Пей горячее, не студи — скорее согреешься.

Жутаев взял кружку, поблагодарил и начал маленькими глотками отхлебывать ароматное топленое молоко.

Мазай по-хозяйски сидел у стола и за обе щеки уписывал ноздреватые блины, предварительно окуная в блюдце со сметаной или в тарелку с маслом.

Анна Кузьминична ласково смотрела то на одного, то на другого, и добрая улыбка не сходила с ее лица. Она сразу же определила, что оба паренька не похожи друг на друга, что они разные не только по внешности, но и по характерам, что ни один из них нисколько не похож на ее Егора, но вместе с тем в каждом из них она находила что-то общее, знакомое, то, что она замечала в Егоре. И они показались ей такими близкими, родными, что хотелось их, как и Егора, по-матерински приласкать, обнять.

— И надолго вы к нам? — спросила она.

— Наверно, недели на две, — ответил Жутаев. — В общем, пока ничего определенного еще не знаем.

— А я так думаю, мамаша, — вмешался Мазай, — что здесь мы будем до тех пор, пока рак на мели свистнет. Как рассказал директор метеэса, столько недоделок — даже руки зачесались. Есть с чем повозиться. Завтра с утра навалимся. Правда, вот мы с ним, может, и раньше уедем, потому что по нашей специальности вроде дела не очень много, а другим хватит: бери — некуда.

— Сами-то городские? — спросила Анна Кузьминична.

— Я — городской, — ответил Мазай и кивнул в сторону Жутаева. — Он тоже городской, только с Украины эвакуированный.

— И у меня сынок в городе. Учится там и работает. На днях в отпуск приехал, на целый месяц. Давно дома не был, с самого лета. Летом тоже на побывку приезжал. И вот опять… Мы и ждать-то не ждали, думали — снова до лета. Ему отпуск вроде как премию дали. За ударную работу.

— Значит, действительно работал хорошо, — сказал Жутаев. — Премии зря не дают. А особенно — отпуск! Премируют обычно деньгами или вещами. И отпуском, конечно, премируют, только очень редко это бывает. Не каждый директор согласится, особенно сейчас, когда везде рабочих рук нехватка.

— Как — кому. Я думаю, для стоящего человека все можно сделать, — возразил Мазай.

— И я так говорю: это очень хорошая и даже редкая премия.

— Правильно. — Мазай поднялся из-за стола и поблагодарил Анну Кузьминичну. — Спасибо, мамаша, заправился на целую неделю. Блины не блины, а, как говорится, одно удовольствие. После них даже на сон потянуло. Добрать бы минуток шестьсот.

— Спать хочется? — улыбаясь, спросила Анна Кузьминична.

— Заснул бы, — сладко потягиваясь, ответил Мазай.

— А за чем же дело стало? И маяться нечего, ложитесь. Сынок придет — на печи ляжет, а вы укладывайтесь тут вот, на кровати. Сейчас приготовлю постель. Дедушка наш тоже на печке любит спать, ему никаких пуховиков не надо, только бы теплая печь.

Анна Кузьминична разобрала постель, взбила подушки, постелила чистые простыни.

— Вот и постель вам готова. Ложитесь да спите. В тепле. После холодной дороги больно хорошо заснуть в теплой постели. Утром разбужу. Укладывайтесь, а я пойду в горницу, делами домашними займусь, пока сынок придет.

Анна Кузьминична взяла лампу и ушла в горницу, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы ребятам не было совсем темно. Мазай быстро разделся, нырнул под одеяло и улегся поближе к стенке.

— Не думал я, — сказал он негромко, — что мне подвалит такое счастье — под одним одеялом с тобой спать. Прямо во сне не снилась такая радость. А приснись — так не поверил бы…

— Для меня это тоже не особенно большое удовольствие, — в тон ему ответил Жугаев. — Но давай на эту тему не говорить. Лучше будет..

— Да у меня, сказать откровенно, сейчас никакой охоты разговаривать. Только предупреждаю: ты ко мне лицом не поворачивайся, не хочу, чтоб твой мотор сопел у меня над ухом. Слыхал? А то ночью под кровать нырнешь.

— Пугать меня нечего, — спокойно ответил Жутаев. — Я уверен, что и ты нырять умеешь. При случае это можно без труда доказать. Но надо бы нам хотя здесь бросить заниматься ерундой. Глядя на нас, люди обо всех ремесленниках станут думать плохо.