Традиция и Европа

Помимо Румынии, которая сейчас находится на нашей стороне, в будущие имперские пространства оси могли бы таким образом органично влиться также и славянские, и греко–православные народы. Условием этого было бы их возвращение к глубине их собственных традиций, отказ от славянской маски большевистского безумия или лицемерной, внешне демократичной, но по сути чисто империалистической идеологии, пользуясь которой, наш противник ввёл в заблуждение столько наций. В новой иерархической германо–римской идее Европы и эти народы смогли бы найти истинную задачу для приложения своих лучших сил, равно как и основу упорядоченного и гармоничного развития — под знаком и под защитой высшей культуры, которая сможет их уважать и защищать.

Reich und Imperiumals Elemente der neuen europäischen Ordnung //Europäische Revue, XVIII, № 2, 1942; S. 69ff

ЕВРОПА И ОРГАНИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

Сегодня европейская идея приобретает всё большее значение для самых ответственных умов нашего континента. Однако только изредка становится ясен основной момент: происходит ли это мышление из необходимости защититься от угрожающего давления неевропейских сил и интересов, или же они стремятся выше — к органическому единству, имеющему положительное содержание и собственный закон. Должно ли европейское единство иметь только реально–политический смысл или прежде всего духовную основу?

Большинство федералистских решений принадлежат первой альтернативе и могут иметь только случайный характер объединения сил, которые — когда они перестанут нуждаться в каждой внутренней связи — вновь распадаются при изменении обстоятельств. Однако противоположное решение — органическое — связано с трудновыполнимыми предпосылками, которые мы сейчас рассмотрим.

Прежде всего, нужно констатировать, что, хотя выражение «нация–Европа» (‘Nation Europa’) может иметь смысл как миф, оно не является безупречным с точки зрения строго систематического мышления. Понятие нации по своему существу принадлежит скорее к натуралистической, нежели к собственно политической сфере и предполагает неустранимое своеобразие определённого этноса, языка и истории. Всё это своеобразие не может и не должно слиться в одну смешанную Европу. Более или менее стандартизированные черты европейского образа жизни не должны вводить нас в заблуждение. Эти черты являются скорее признаком цивилизации, нежели признаком культуры, и они являются не более европейскими, чем всё современное, что сегодня можно найти почти повсюду.

Европейское единство может иметь только более высокий порядок по сравнению со всем тем, что определяет понятие нации как таковой. Она может иметь только форму «организма, состоящего из организмов»; на её вершине и в центре должна царить духовная реальность и высшее величие unum quod nonest pars, пользуясь выражением Данте.

Органическое единство немыслимо без принципа прочности. Теперь нужно рассмотреть, как можно гарантировать прочность европейского единства. Очевидно, что никакая прочность не может характеризовать целое, если её нет в наличии уже в частях. Поэтому предварительное условие европейского единства является тем, что мы могли бы назвать органической интеграцией отдельных наций. Европейское устройство было бы лишено всякой подлинной прочности, если бы, с одной стороны, оно опиралось на что–то вроде международного парламента, и, с другой стороны, если бы оно содержало политические системы, которые, как получается при системе представительной демократии, никоим образом не могут представлять непрерывность направления и руководства, так как их курс всегда определяется снизу, и он всегда меняется.

История подтверждает эту связь. Распад европейской средневековой ойкумены в один миг породил время, когда национальные государства — в первую очередь Франция при помощи легистов Филиппа Красивого — порывали с высшей властью империи и утверждали новое право, согласно которому каждый король является «императором» в своей отколовшейся и полностью оформившейся нации. Но можно было бы с полным правом отметить, что эта узурпация вызвала другую, бывшую чем–то вроде исторической мести: уже внутри суверенных, освободившихся от империи национальных государств отдельные люди провозглашали себя суверенными, самостоятельными и «свободными», отвергая любую высшую власть и утверждая атомистический и индивидуалистический принцип, лежащий в основе «демократических» систем.