Традиция, трансгрессия, компромисс

Здесь естественно возникает вопрос: какие политические частушки пели эти женщины в советское время до Горбачева? Было ли в их жизни место для подобной критики, даже несмотря на то, что те частушки, которые они поют сейчас, исполнены ностальгией по советскому прошлому? Поскольку мы не записали от них политических частушек, которые можно отнести к доперестроечной эпохе, мы не можем ответить на эти вопросы однозначно, а можем только предполагать. Процитированные ранее свидетельства ([Davies 1998; Надзорные производства 58/10 1999; Волков 1999; Paxson 2005]) заставляют предположить, что многие женщины действительно придумывали политические частушки: искушение потягаться с могущественным советским правительством было невероятно велико. Видимо, так и было, несмотря на наличие образа, обладающего не меньшей силой: времена (всегда – ушедшие), когда люди жили просто, все были равны и все жили в ладу друг с другом (Маргарет Паксон назвала это представление «светлым прошлым»). Такая ностальгия по прошлому вдохновляет на будущее, помогает судить о настоящем, обеспечивает групповые связи и рождает чувство принадлежности к своим. Исполнение критической частушки о том, что делается сейчас, не отменяет ни ностальгии, ни мечты о будущем.

Осязаемость и желанность этой мечты отчетливо прослеживается в политических частушках. Представляется несомненным, что перед нами дискурс обладающих силой и властью старших женщин, которые не связаны требованиями покорности и послушания. Они – граждане новой России, где им не нужно (по крайней мере сейчас) бояться репрессий из-за исполнения политических частушек, хотя их дискурс определен текстами и моральными установками, которыми они руководствуются с советских времен. Но даже если убеждения и идеология, которые стоят за этими категориями, строго зафиксированы, игровая амбивалентность их юмора делает статус исполнительниц частушек лиминальным: вызывая смех, эти женщины стоят на амбивалентной территории и становятся посредниками и проводниками этой интенции. Для женщин такая роль знаменательна: как пишет Кэти Престон о женском рассказывании анекдотов, «когда мы рассказываем анекдот, мы смеемся над попытками со стороны культуры контролировать нас и таким образом уничтожать» [Preston 1994: 37].

Частушки дают возможность женщинам временно бросить вызов установленным иерархиям, нормам и запретам. Несмотря на то что бытование частушки предполагало ограниченную сценическую площадку, ее действие распространялось за пределы этих границ: используя ее, люди могли менять свое положение в социальной иерархии и таким образом реализовывать агентивность в своих отношениях с обществом. Девушки использовали частушки для создания репутации и утверждения своей социальной позиции; большухи, которые уже обладали самым высоким из доступных им социальных статусов, использовали этот речевой жанр для язвительных суждений, изрекаемых с позиции силы, а их открытость и дерзость обеспечивали им авторитет.

Глава 6 Магические силы и символические ресурсы материнства

В этой главе мы перенесем внимание с песенного дискурса на дискурс магического знания. Женщины имели ограниченный доступ к нему до тех пор, пока они не становились матерями. Материнство требовало особых знаний, которые могли бы обеспечить магическую защиту молодой матери и новорожденного. С него начиналась многолетняя школа овладения властными полномочиями большухи, определяемыми ее ответственностью за отношения мира людей и мира «сил». Зачисление в такую школу происходило по факту беременности и успешных родов, поэтому событие материнства для русской крестьянки было наиважнейшим переходным обрядом. Как уже отмечалось, брак изменял и статус мужчины, и статус женщины: он становился мужиком, она – молодкой, молодой женой. Рождение ребенка социальный статус мужчины не изменяло, а вот статус женщины менялся значительно: она становилась бабой. Приобретаемая с рождением ребенка идентичность включала ее в сообщество матерей и одновременно – в новые отношения с миром сил, на которых основана лечебная магия.

Освоение магических знаний для деревенских женщин первых двух рассматриваемых нами поколений было обязательным условием материнства. Во-первых, связанный с пограничным состоянием опыт родов обращал женщину к духовному миру (миру сил), посредством которого ей предлагалось понимать переживаемое. Во-вторых, в помощи и попечении нуждался новорожденный, чье беспокойство (плач, отказ от еды, бессонница) связывалось с воздействием мира сил, и, соответственно, требовало магических навыков для его устранения.