Традиция, трансгрессия, компромисс

Реальность, которая открывается роженице, приводит ее в особое состояние; в медицине его определяют как послеродовое расстройство (депрессия). В традиции русской деревни это состояние связывали с беззащитностью родильницы по отношению к миру сил. Традиция обеспечивает ее безопасность и предоставляет ей символические пути для понимания нового опыта и нового статуса. Например, в конце XIX – начале XX века, когда институт повитух был еще в силе, женщины обычно рожали в бане или хлеву; мать и новорожденный в течение сорока дней после родов скрывались от посторонних взглядов; мать не ходила в церковь, пока не получала разрешительной молитвы; ей давали особую еду; повитуха «правила» ее тело и тело ребенка и т.д. Обычно подобные практики связывают с представлениями о «нечистоте» роженицы; по нашему мнению, они связаны не с представлением о первородном грехе [Atkinson 1977: 14], но с пониманием лиминального состояния родильницы и, вследствие этого, ее повышенной уязвимости со стороны мира сил [Баранов 2005с; Баранов 2005d].

Подобные практики и верования начали терять свою силу в тридцатые годы, но некоторые из них сохранились (их сохранность зависела от местности или даже непосредственно от отдельной семьи). Как показал Дэвид Рансэл, после Второй мировой войны традиционные практики врачевания начинают уступать место медицинской помощи. В 1940-е годы во многих деревнях были фельдшеры – «медички», – которые приходили помогать в родах; начиная с 1950-х годов деревенские женщины, как правило, рожали в больницах районных центров; но многие предпочитали рожать дома, прибегая к помощи деревенских повитух или медиков. Только в 1960-е годы родильные отделения больниц стали привычным местом родов для деревенских женщин [Ransel 2000: 125 – 137].

Как отмечают многие исследователи, родовспоможение во времена советской власти имело репрессивный характер[101]. Политика здравоохранения подчеркивала роль женщины в рождении новой рабочей силы для государства; государство брало тело женщины под свой контроль, контролировало доступ к врачам и к своему новорожденному ребенку [Rouhier-Willoughby 2008; Rivkin-Fish 2005]. Родственникам не разрешали посещать женщин в больницах и родильных домах [Rouhier-Willoughby 2008: 82 – 83]. Женщины воспринимали роддома как отчуждающие, обезличивающие учреждения, где они подвергались тотальному контролю и унижению. По этой причине многие женщины – и городские, и деревенские, – признавая необходимость медицинского вмешательства, продолжали обращаться за помощью к старшим родственницам в поисках знаний об уходе за собой и младенцем [Там же: 112 – 113]. В деревне женщины могли ходить к местным старухам, известным своими знаниями (бабкам). Советская кампания по борьбе с деревенскими повитухами началась в двадцатые‒тридцатые годы и продолжалась вплоть до смерти Сталина в 1953 году; после этого на некоторое время преследование повитух прекратилось [Ransel 2000]. Наш опыт показывает, что и в постсоветский период в каждой деревне была как минимум одна старая женщина, которая знала, как мыть младенца (важный ритуал, следующий за родами), снимать с него порчу, избавлять от колик и прочих обычных младенческих недугов. Они не были повитухами, поскольку домашние роды в 1990-е годы и позже стали редкостью, но они помогали молодым матерям в уходе за новорожденными.

Наши собеседницы всех поколений разделяли мнение, что во время беременности и родов женщина находится в лиминальном состоянии и особенно уязвима для дурного глаза (мы обсудим это ниже). Если кто-нибудь посторонний увидит женщину непосредственно перед родами, роды будут очень болезненными: