Традиционализм и реформизм в советском политическом пространстве: формы и функции (1953–1991 гг.)

Брутальность режима сочеталась с чувствительностью по отношению к формам собственных проявлений. Здесь и признание фальсификации «дела врачей» («Правда», № 94, 4 апреля 1953 г.), и изъятие из БСЭ статьи «Берия Л.П.», и упорядочение стиля повседневной работы (отмена «авралов», порождаемых личными склонностями Сталина). В осторожной форме ограничивалось сооружение новых памятников Сталину (май 1953 г.), что объяснялось отсутствием оригинальных проектов, распространившимся тиражированием копий. Психологическим потрясением для номенклатуры стало постановление, инициированное Г. М. Маленковым в мае 1953 г., о пересмотре норм денежного довольствия для партийных и хозяйственных чиновников[71]. Адаптации соответствовала попытка социальной переориентации экономики, заданная выступлением Г. М. Маленкова на сессии Верховного Совета в августе 1953 г. Новый образец паспорта (сентябрь 1953 г.) находился в этом русле.

Модификационная адаптация коснулась и внешнеполитической сферы. Смерть Сталина открыла путь к урегулированию войны в Корее. Менялись акценты в отношениях с Югославией. Ключевая фигура здесь – В. М. Молотов. «Именно Молотов в постсталинский период являлся главным сторонником переговоров с Западом; для него не было цели важнее, чем заключение мирного договора, способного сдержать немецкую опасность и свести на нет угрозу новой мировой войны. Он старался получить комплексную систему европейской коллективной безопасности, которая нейтрализовала бы угрозу со стороны Запада и положила конец “холодной” войне, обеспечив длительный мир между Востоком и Западом. Этот мотив, как известно, доминировал в отечественной внешней политике и после ухода Молотова из МИДа»[72].

Маркеры патологической адаптации – антирелигиозная ожесточенность, идеологические атаки, пропагандистские клише, двойственность политики на внешнеполитической арене. Тема культа мирно сосуществовала со Сталинскими премиями, музеями и памятниками, в декабре 1954 г. торжественно отмечалось 75-летие Сталина. «Четвертый классик» благополучно располагался на постаментах, присутствовал в названиях городов, кораблей, горных вершин.

С 1953 г. Кремль теряет интерес к выдвигаемым РПЦ (в рамках союза восточноевропейских православных церквей) инициативам. Если ранее Москва поощряла миротворческую деятельность церкви, поддерживала ее участие в форумах движения сторонников мира, то с весны 1953 г. импульсы внимания угасли. Решено было следовать линии конца 1940-х гг. – внешне ровных, но «отрешенных» отношений. Ограничивались ассигнования на миротворческую деятельность, Кремль не интересовался противостоянием РПЦ и Ватикана. Как и прежде, действовали репрессивные меры относительно крестных ходов, службы вне храмов, свободного передвижения священников, ограничения на поступление в церковные учебные заведения. Пострижение в монахи осуществлялось только с разрешения патриарха. Количество зарегистрированных мечетей в 1953 г. снизилось до 351[73].

Кремль неоднократно отклонял предложения по ежегодному открытию до 25 новых храмов, совершенствованию издательской деятельности, расширению церковных мастерских, облегчению финансового бремени. Изымались неугодные статьи из «Журнала Московской патриархии», фактически санкционировались бесчинства в отношении церкви местных партийцев. Маленков трижды отказывался встречаться с патриархом, хотя ранее, в 1952 г., Алексий I был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

От шока к поискам устойчивости. Новая фаза адаптационного синдрома приходится на 1954-1955 гг. и отмечена введением в действие внутренних возможностей советского организма, позволявших адаптироваться к изменениям среды.

Адаптационная энергия воплощалась в проективной деятельности, организационных начинаниях, новой терминологии. Системность новых символических знаков соответствуют выводу В. Тэрнера о переходном характере второго этапа ритуально-символической эволюции – предмета многочисленных теоретических дискуссий, включая утверждения, что между демонтажем и монтажом существует брешь, пустота – своего рода стадия отсутствия определенных культурных значений, обязательной нормы (нормы не обязывают, но все может случиться…)[74]. Это подготовительный символико-ритуальный этап. Он открылся утверждением 9 января 1954 г. нового флага РСФСР. Красное полотнище дополнилось одним из национальных цветов – светло-синей полосой у древка. По новым правилам орфографии на гербе из аббревиатуры «Р. С. Ф. С. Р.» были убраны точки. Незаметно исчезают Сталинские премии, более не отмечаются дни Парижской коммуны, МОПРА, Профинтерна[75]. Окончательно исчезли сколки военно-коммунистического стиля – военные френчи и сапоги руководителей; московские правители надели европейские костюмы и галстуки.

Элемент новой политической культуры – открытый доступ в Кремль (с июля 1955 г.). Отменялись пропуска в обкомы (крайкомы) КПСС и министерства. В публичную политику входили женщины. Первой дамой Москвы являлась, несомненно, Е. Фурцева.