Традиционализм и реформизм в советском политическом пространстве: формы и функции (1953–1991 гг.)

В общественном сознании 1990-х гг. советская система могла показаться традиционным обществом и оплотом консервативных ценностей. Но идейный консерватизм зрелой советской системы – иллюзия. Советская система оказалась не в состоянии породить консервативную идею и обеспечить переход к традиционным национально-государственным и религиозным ценностям.

При этом неизменным оставалось главное направление – формирование советского человека, хотя внешние признаки модели, пути и способы достижения идеала подвергались корректировке. Стоит в связи с этим отметить преемственность сталинских начертаний, программы 1961 г. и «нового» политического мышления 1980-х гг.

Советский традиционализм никогда не признавал разум единственным орудием в деле познания и преобразования действительности. Предполагалось, что, будучи односторонним в отдельном советском человеке, разум в сфере политики, соединяя теорию и практику, может менять качество, прежде всего с опорой на опыт, историю. Многие документы, выступления лидеров были нацелены именно на это. Ошибки индивидуального разума могли быть компенсированы лишь «коллективным разумом», воплощенным в съезде, пленуме, президиуме или политбюро ЦК. Не случайно речь идет о коллективном опыте. Действие объективных общественных законов естественно сопряжено с человеческой волей, персонифицированной лидером партии и государства. Именно в этом плане можно говорить об относительной рациональности советского традиционализма.

Как контрмодель либерализма, традиционализм всегда утверждал значимость единства, плановости, централизации. Проводник политического единомыслия, он отрицал незыблемость прав человека как политическую цель, при этом акцент постоянно переносился на обязанности, вытекающие из политического положения человека.

Советская система, способствуя модернизации технологий, консервировала политические отношения традиционного типа. Этому благоприятствовал идеократический характер политической системы, исключающей потребность в институтах гражданского общества западного типа. Вместе с тем процессы модернизации и урбанизации с неизбежностью подталкивали к публичным и правосообразным формам социально-политических отношений, однако, как образно заметили А. Понеделков и А. Старостин, «хвост» традиционализма здесь явно превосходил «голову» модернизма[16]. Одновременно новые подходы к интерпретации наследия сторонников советской традиции актуализируют задачу анализа традиционализма в контексте функциональной специфичности[17].

С середины 1950-х гг. советский традиционализм тесно связан с реформизмом. Смерть Сталина, «коллективное руководство», ослабление классового критерия оказали существенное воздействие на природу власти, ее ресурсы. При этом изменение роли КПСС шло по линии не просто политических перемещений, но прежде всего выявления соотношения сил обновления и традиции. Именно в это время начинается постепенное оформление реформизма, его границ и потенциала.

Часть 2 Реформизм и советская система: чужеродность и естественность

Понятия «реформа», «реформизм», «реформаторство» достаточно противоречивы, неоднозначны в плане определения содержания. Идентификация их признаков в историко-политологическом разнообразии реформационных изменений в СССР представляет собой проблему выбора методологического основания, позволяющего полноценно отражать реальную практику советского реформизма 1950-1980-х гг.

Сам термин «реформизм», означающий преобразование, изменение, переустройство без уничтожения основ существующей системы, в советское время с формально-официальной точки зрения считался маркером вынужденной уступки революционному натиску, отступлением, шагом назад. Об этом писал еще Сталин в 1921 г.[18] Идеологический подход отрицал не сами реформы, а реформизм как полноценное политическое действие, соотносил его с понятиями «оппортунизм», «ревизионизм», аттестовал в координатах меньшевистского и социал-демократического мышления[19].