Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты

После завершения хлебин родственники молодого доставляли в его дом приданое, которое не имели возможности привезти в день свадьбы. Ткацкий станок торжественно везли в телеге (на лодке), корову вели за привязанное к рогам полотенце с вышитыми концами (НАКНЦ, ф. 1, оп. 50, д. 1135, л. 12; д. 1132, л. 56). На шею каждой овцы повязывали по красной ленточке. Своевременное исполнение обязательств в этой части свадебного уговора способствовало теплым отношениям между новоиспеченными сватами, т. е. родителями молодых. Долгое затягивание с выдачей приданого или неполное либо неточное исполнение обязательств (давали корову не той масти или же нетель вместо дойной коровы), наоборот, могло стать источником психологического напряжения между породнившимися семьями, превратиться в источник скрытой неприязни и будущих конфликтов.

6. Свадьба «уходом»

На Водлозере о подобной свадьбе говорили описательным образом – «уйти уходом» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 24) или «уводом». Казалось бы, данный вид свадьбы целиком и полностью был ориентирован на выход из конфликтной ситуации, связанной с нежеланием девушки подчиняться не угодной ей воле родителя. Однако, что было замечено едва ли не всеми авторами, писавшими о русской свадьбе, далеко не всегда юноша похищал избранницу сердца из ее дома вопреки воле родителей. К этой форме заключения брака крестьяне часто прибегали из-за бедности. Родители девушки освобождались от расходов на пир в доме невесты и от обязанности снабдить ее приданым. Родители жениха не платили «кладку» за невесту, не несли многих других свадебных расходов. Так что свадьба «уводом» нередко проводилась по взаимной договоренности сторон, которая, впрочем, не афишировалась. Сторона жениха в этом случае проводила венчание в церкви и собирала исключительно свою родню на одно весьма скромное застолье. Соответственно, и раздача подарков родне мужа была чисто формальной либо вовсе отменялась. Формальным оказывалось и нормативно-обязательное для свадьбы «уходом» примирение молодых с родителями новобрачной. Мириться в дом отца невесты молодые уже через два-три дня после венчания шли уверенно, не стесняясь, и неизменно получали родительское прощение и благословение на жизнь в браке (То же, л. 77; АНПВ, № 2/77, л. 8).

Не мнимым, а действительным «уходом» заключали брак и в том случае, когда родня невесты возражала против такого замужества, а значит, получение благословения от ее отца и матери было маловероятным. Девушка, уговорившись с самой надежной из своих сестер, брала с собой только несколько крайне необходимых ей вещей. Ночью, когда родители уже спали, она покидала родительский дом. Любимый парень с лучшим из друзей встречал ее на улице и привозил в свой дом или в дом крестной матери. Если родители до рассвета не спохватывались, что дочери нет, и не приходили к жениху требовать ее назад, брак в глазах деревенской общины считался заключенным. Требовать выдачи девушки обратно в течение долгого срока, как это имело место в Каргополье (Харузин, 1894, с. 314), родители в Водлозерье не имели права. Священники на сторону родителей невесты вставать тоже не имели права и венчали в церкви молодых людей, заключающих брак по взаимной любви. Венчание, однако, не исчерпывало конфликтную ситуацию, особенно когда родители девушки сильно сердились на дочь. Народная традиция обязывала молодых сделать не менее трех попыток к примирению. Наилучшим днем для этого считалось Прощеное воскресенье накануне Великого поста (АНПВ, № 2/73, л. 22). К родителям нередко загодя посылались «уговорщики» – почтенные пожилые люди из числа родственников молодого или соседей, уважаемый в округе священник. Приходя к отцу и матери новобрачной, молодые падали им в ноги, кланялись до земли, просили о прощении и благословении на жизнь в браке. Благословение считалось необходимым, чтобы жизнь молодых сложилась нормально, чтобы беды обходили стороной их семью.

Особенно боялись родительского проклятия. Оно, по народным поверьям, становилось «родовым». Такое проклятие, сорвавшееся с уст любого из родителей в свадьбу, считалось страшнее колдовской порчи, поскольку, как верили, продолжало сказываться самым негативным образом не только на жизни собственно новобрачных, но и на потомках на протяжении четырех поколений (НАНКЦ, ф. 1, оп. 6, д. 489, л. 21–22). Считалось, что никакое позднее раскаяние родителя не в силах устранить последствия проклятия. В традиционном крестьянском обществе это было главной угрозой для молодежи в ее попытках решать вопросы брака по собственному усмотрению. Кроме того, не имея собственного скота и денег на обзаведение им, подобная молодая семья впадала на годы в состояние бедности. Тем не менее были и браки уходом, и семьи, в которых зять и тесть, сохраняя собственную спесь и гордость, ни разу не появлялись в домах друг друга ни на одном празднике.

7. Трансформации свадебной традиции