«Старея, пчеломатка откладывает все меньше яиц. Когда она начинает плохо справляться со своими обязанностями, рабочие пчелы подыскивают ей замену.
После появления новой царицы стареющую матку убивают».
С ароматом выпечки пришло воспоминание. Другая кухня в другом доме. Тысячу лет назад. Я видела тарелки, видела лица людей вокруг стола, его шероховатую деревянную поверхность. Все было хорошо мне знакомо. И все же совсем другое. Люди говорили, но я не могла их понять: невнятные, бессмысленные звуки. Я сидела молча, слушая их странные интонации, гадая, где нахожусь и на каком языке они говорят.
То, что я откусила, напоминало сухой песок, я ожидала иного: свежего хлеба с маслом. Я посмотрела вниз – пол был тоже другой.
Я взглянула через стол на девочку с красивыми светлыми волосами, я знала ее имя, только не могла произнести. Я словно смотрела сквозь нее, сквозь прошедшие годы, в то неуловимое время, когда я была счастлива.
Я увидела себя на улице, с папой, с пчелами. Издалека доносился низкий рокот, не жужжание пчел, что-то другое. Что-то неправильное. То, из-за чего папа затаил дыхание.
Когда мы дошли до края поля, где стояли ульи, он отпустил мою руку. Однажды я сказала ему, что ульи стоят на поле, как чучела; он засмеялся, и я обрадовалась, потому что он давно не смеялся. Как будто вся радость вышла из него через кожу, поглощенная воздухом, как свет на закате.
Он положил свою широкую руку мне на грудь, показывая, что я должна здесь остановиться, а сам пошел к улью, красная краска которого поблекла на солнце. Сотни пчел сгрудились у входа в улей внизу. Они цеплялись друг за друга, их темные жужжащие тельца напоминали бороду.
– Они роятся, – сказал отец, – отойди.
Я не боялась пчел, но сделала, как он сказал. Я была послушным ребенком, никогда не плакала и не спорила.
– Почему они так делают? – спросила я, зачарованно глядя на шевелящуюся массу.
– В улье стало слишком тесно. – Прозвучало так, как будто отец сочинял для меня сказку, как он часто делал перед сном. – Все рабочие пчелы собрались вокруг царицы, чтобы охранять ее, пока разведчики подыскивают новый улей. Чтобы улей не остался без матки, должна родиться новая царица.
Я озадаченно поморгала.
– А они не против?
– Не против чего? – рассеянно спросил отец.
Я видела, что он меня почти не слушает, и начала к этому привыкать. Я была маленькая, но раньше он всегда слушал меня очень внимательно. Вслушивался в мой детский лепет, повторял за мной слова, убеждаясь, что понял их правильно. Ровно до того момента, как постучали в дверь, и я уже была в постели. Тогда отец изменился.
– Пчелы не против покинуть свой дом и лететь искать новый?
Он повернул голову и увидел меня, по-настоящему увидел, впервые за долгое время. Присел на корточки передо мной и взял мои маленькие руки в свои.
– Некоторые против. Но умные пчелы знают, что для них это будет хорошо. Если они останутся на месте, то многие из них умрут, а новый дом – шанс на спасение. – Отец посмотрел мимо меня на пчел и, кажется, погрустнел. – Удивительно, на что готовы пойти божьи создания, чтобы выжить.
Он встал, и я поняла, что говорил он уже не со мной.
Воспоминание оказалось настолько сильным и реальным, что мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, где я нахожусь, в какой кухне и за каким столом. Думаю, меня привел в чувство голос Мейси, дразнящая нотка в нем, которой я не слышала уже много лет. Это потянуло меня сквозь время, как маленькие пальцы тянули за подол моей юбки, и я вспомнила моих девочек, когда в первый раз вернулась из больницы и была так счастлива вновь их видеть.
Упоминание о фарфоре вернуло меня в настоящее.
Нежданная волна памяти прорвала дамбу, мощный поток разрушил тонкую трещинку. Из слабого мерцания в моей голове вырвался яркий белый луч, освещая то, что я не желала видеть. Все, что случилось потом.
Я хотела прервать поток. Мне было необходимо прервать его. Я протянула руку, отчаянно желая ухватиться за образ Аделины и вернуть себе счастье, но вместо этого ощутила под ладонью твердое дерево. Лишь испуганная тишина в кухне заставила меня понять, что я только что натворила.
Глава 17