Трагедия белого юга. 1920 год

Для основной базы формирования Воронежского корпуса Краснов предложил район Кантемировки в Воронежской области, но желающих уезжать туда из Киева было мало. Корпус пользовался дурной славой у «добровольцев». Всем было ясно, что если к его созданию руку проложили немцы, то, естественно, не бескорыстно, какие-то обязательства перед ними Краснов все же имел. Не придавало популярности этому формированию и то, что часть средств на его обеспечение выделяет чисто монархическая киевская организация «Наша Родина». Не для кого не было секретом, что она имеет целью насильственное восстановление монархии в России, а на Дону эта идея приверженцев практически не имела. Воронежскому корпусу тоже не повезло с командиром. Назначенный на эту должность генерал Семенов, как и большинство бывших гвардейских офицеров, слыл любителем покутить и вообще считался человеком недалеким. За свою военную бездарность он в свое время был удален из отряда Дроздовского. К нему и «добровольцы» стекались соответствующие — офицеры и молодежь, которым хотелось бы числиться в действующей армии, но при этом находиться подальше от фронта. Их больше устраивала служба рядом с киевскими кафе и ресторанами. Впоследствии и сам Краснов назвал эту категорию «героями тыла», любителями повоевать на Крещатике и на Подоле! «Они, — говорил атаман, — понадевали на себя погоны, нашили на рукава полоски бело-желто-черного (романовских цветов) флага, двуглавые орлы, распевали в кафе и ресторанах «Боже Царя храни!»^{41}.

Краснов потребовал перевести все это воинство из Киева в Кантемировку, в деревенскую глушь, чтобы там все же придать корпусу воинский вид. Семенов, который к тому же был еще и генерал-губернатором Воронежской области, с большими потугами приступил к выполнению этого приказа. Первый же проведенный смотр частей корпуса показал его слабость. В нем едва насчитывалось 2000 человек. Из них боеспособных было не более половины, остальные: священники, сестры милосердия, просто дамы и девицы, офицеры контрразведки, исправники, становые, старые полковники, поставленные на должности командиров не существующих полков^{42}.

Между тем этот корпус по замыслу Краснова и немцев должен был стать ядром Южной армии, и атаман долго продолжал подыскивать Семенову подходящую замену. Однако ни один из известных в то время русских военачальников предложения не принял. Когда, например, такое предложение получил помощник Деникина генерал А.М. Драгомиров, он, как пишет сам Краснов, без чувства гадливого пренебрежения не мог говорить о Южной армии. — «Это немецкая армия!.. Это делается на немецкие деньги лишь для того, чтобы помешать работе Добровольческой армии, эта армия создается не на пользу, а во вред России ее заклятыми врагами немцами»^{43}. И напрасно атаман пытался доказать этому генералу, будто деньги дают не немцы, а украинский гетман П.П. Скоропадский, чтобы таким образом защитить свои границы от большевиков, что финансируют эту армию также русские банки и войско Донское. Но эти объяснения не убедили Драгомирова, поэтому временно исполнять обязанности командарма стал немецкий генерал Шильдбах.

Судя по всему, Донской атаман всерьез решил перехватить у добровольческого командования руководство Белым движением и приступил к созданию еще одного корпуса, названного в начале Саратовской армией. Ее формирование он поручил саратовскому генерал-губернатору полковнику Манакину. Потом эта армия стала именоваться Русской Народной. Характеризуя это формирование, Краснов писал впоследствии, что «Саратовский корпус никак не мог вырасти больше бригады. Она состояла преимущественно из крестьян Саратовской губернии, Они неплохо показали себя, когда вместе с казаками воевали на Царицынском, Камышинском и Балашовском направлениях»^{44}.

Все названые корпуса были номинально сведены в Южную армию и командование ею наконец принял известный генерал, бывший командующий Юго-Западным фронтом времен Первой мировой войны — Н.И. Иванов. Уже глубокий старик, он проживал в это время в Новочеркасске. Не до конца сформированные части Южной армии, практически без артиллерии, боеприпасов и обозов, в первых же боях с красными стали нести большие потери. Генерал Иванов в этой ситуации показал себя не с лучшей стороны и заслужил от Деникина сочувственно-жалостную характеристику. «Пережитые им в Петербурге и Киеве потрясения и оскорбления, — писал он, — от солдат, которых он так любил, а вместе с тем и не молодые уже годы его, отозвались на нем и несколько расстроили его умственные способности». Генерал Иванов умер 27 января 1919г., увидев крушение своей Южной армии^{45}.