– Телефона у тебя больше нет. Он стал футбольным мячиком.
Не хватает уместной шутки про отказ фотографирования. Наверное, устал Кесарев. Он точно работал два дня назад, и вроде оставался ещё на сутки. Не удивлюсь, если его смена до сих пор идёт.
– Вы сломали мне экран сейчас.
– Получилось так. Случайно, да? Она заходила, поскользнулась. Смотри у нас тут три свидетеля? Давай, вставай.
Но встать пришлось мне.
Фёдоров подходит ко мне, мерит грозным взглядом и жмёт руку.
– Заходи, – говорит он, открывая дверь ключом.
– Ну, рассказывай, – приказывает майор, как только я сажусь на стул.
– Фуф, ну, я говорил уже, я ничего не помню. Но вы сказали, что здесь мои документы.
– Подожди. Сначала расскажи мне, как ты в отделе оказался.
– Меня Ваня привёз.
– Да не сейчас. Позавчера в сто сорок седьмом участке.
– Не был я там.
– Да что ты говоришь? Хотя, может, и правда не помнишь. И не помнишь, как тебя на митинге задержали?
Вот тут вот у меня замирает сердце. Жизнь начинает окрашиваться, как будто до этого была бесцветно-серой. Теперь становится чёрной.
– Тааак.. говорю честно. Я чуть вспоминаю, помню протесты в центре, были же, да? Или это прошлые? Было чё то? Я, наверное, где-то там из метро выходил. На машине в час пик туда не поедешь.
– Не поедешь, значит.. Ты мне затрахал мозг уже, скотина! Ты там на шалаве какой-то валялся. Орал и скандировал!
Кот начальника Барсик запрыгивает на стол, попадает под горячую руку, и тут же слетает вниз, скрипя когтями по столешнице.
– Ууу, не дай бог следы останутся! – грозит коту начальник. – Только принесли, всё никак не научится.
– Ты какого хрена там делал? – обращается уже ко мне майор. – Ты переметнуться решил? Забыл, за чей счёт жрёшь и спишь! Кто тебе служебку выдал?! Ты чё в край охренел?
Я молча смотрю в пол и, как в детстве, хочу, чтобы это быстрей закончилось.
– Какого хрена мне звонят ночью: тут нашего взяли! На митинге! В мясо невменяемого! Ты понимаешь, как я себя почувствовал? Они ведь мне ещё говорить не хотели! Замнём, сами разберёмся! И ты против меня, против них пошёл?! Ты им ноги целовать должен, они за тебя вступаются, а тебе на них положить… Вот ты мне скажи, ты стал таким смелым, что ширнулся и пошёл на митинг воевать?!
– Я не ширялся.
Майор ухмыляется. Да, думаю, он всё прекрасно знает.
– Ты же не помнишь.
– Не помню, но, – я пытаюсь отмазаться, – по утру состояние другое было.
Фёдоров замахивается, но бьёт по столу, хотя руки у него длинные.
– Рот закрой и впитывай! Какого хрена я должен ночью ехать и упрашивать тебя к нам забрать? Как домой тебя отвезли, ты тоже не в курсе? Надо было тебя здесь оставить, но уж сильно глаза мозолил.
Мне вспомнились мокрые от снега штаны и окоченелые пальцы.
– Я перевожу тебя в другую часть. Понял?
– Понял, – ничего спрашивать уже не нужно.
– В деревню. На пару месяцев. Ничего серьёзного, надеюсь, не произойдёт. Увольнять тебя сейчас не вариант, попробуем пересидеть. Но ты мне должен! Я за тебя сотку отдал, сотку мне и вернёшь! Проглотил?
Я молча сглатываю слюну.
– Теперь к твоим вещам, – майор встаёт, подходит к сейфу и открывает его ключом. – Телефон твой у меня, держи. Он целый, но я выключил – он достал звонить. А вот доки твои там остались. Не захотели отдавать – сказали, как оклемаешься, приедешь – отдадим. Ты там им пол заблевал вроде, локтём кому-то заехал. Не знаю, сколько приврали, правда, но, тем не менее.. Короче, съездишь туда, извинишься, и с документами быстро домой. Собирай вещи, за город тебя отправляю. Завтра. Старый отдел на северном съезде знаешь? Туда и поедешь. Там отдел пустой, только техника старая – поохраняешь её пару месяцев. Никто не приходит, можно спать, плитку электрическую поставишь, чайник. Не пить! Опять что выдумаешь. Пару раз пришлю кого-нибудь проведать тебя. Ночевать там будешь, там тепло, говорят, только от крыс отбиваться. Дома не появляйся, не дай бог, журналюги явятся – они-то могут раздуть. Завтра в девять там пересменка. Последняя. Потом два месяца там только ты. До магаза можно сходить, но надолго не уходи, за технику отвечаешь – там шпаны полно. Тебя завтра ждут. Так, вроде всё. Ты всё, понял?
– Понял, – киваю я головой.
– Неправильный ответ.
– Понял, товарищ майор.
– Так-то. Всё иди.
Как-то в средней школе, когда я уже стал более-менее хорошо учиться, я пришёл в школу в субботу на три урока и разом получил четыре двойки и несколько троек. Тетради раздали. Маму шокировал. Мало того, в тот день она отмечала свой день рождения. И когда она увидела мой дневник, у неё было такое лицо, что весь праздник выветрился моментально. Только тогда я испытал такой же силы жжение в груди, обиду и непонимание происходящего.
После выхода из кабинета, я словно законно лишился всего. Моя жена уехала к тёще. Моя работа пошла псу под хвост. Моя карьера похоронена под плинтусом. И всё это произошло будто во сне. В кошмаре, воплощённом в реальность и не собирающемся заканчиваться.