– Значит так, – отрывается от письменной работы полковник, – мне от тебя ничего не нужно. Но ребятам ты вчера всю клетку загадил. Там вчера убрали, но сегодня кто-то ещё постарался. Они хотят, чтобы ты убрался: там и в туалетах. Сделаешь – свободен. И бабу свою забирай.
– Какую бабу? – куда больше я удивляюсь этому – чистка «очек» привычное для любого служивого занятие, которое служит показателем отношения к тебе коллектива.
– Какую.. – передразнивает меня полковник. – С которой привезли тебя сюда. Ты ж за неё вступался. За ней не пришёл никто больше, видать, и, правда, родственница единственная. Номера она, правда, твоего в контакты не дала, но у тебя его вроде и не было. Ладно, мне похер. Ей потом повестка в суд придёт, штраф скорее всего дадут. Но забрать можешь.
Ощущение висящего над головой знака вопроса не проходило последние сутки. Как игрушка-болванчик, я ничего не понимаю, не отвечаю, просто киваю головой. Потом разворачиваюсь и выхожу из кабинета.
Постовой подсказывает мне, где найти швабру, ведро и тряпку. Начинаю я, как люблю, со сладкого – с туалетов – ещё с армии помню, что нужно сперва убирать там, где дольше будет сохнуть пол. Убираю и не чувствую ни капли отвращения – я столько раз терпел подобные унижения, что они стали непосредственной частью моей жизни. Не так уж и грязно. Не так уж и воняет. Бывало и хуже. Испытывая скорее неловкость и радость оттого, что этого не видит никто из моего участка, из моих знакомых, я заканчиваю со спокойным сердцем. Казалось бы, просто мытьё полов, но им, конечно, расскажут с прикрасами с несуществующими подробностями, что послужит поводом для продолжительных шуток и откровенного стёба. Но, может, пока я вернусь из своей командировки, все об этом уже забудут? У нас каждый день подобные истории происходят.
Постовой впускает меня в изолятор, и я вижу её. Ту самую девушку, из-за которой я сюда попал. Она сидит на скамье у стены, подтянув ноги к груди, с застывшими чёрными следами слёз на щеках. Она видит меня с ведром и шваброй в руках, и глаза её расширяются, как у наркошей под кайфом. Наверняка, думает, что это шутка такая, и что я работаю здесь. Я ждал крика, ругательств, но не дождался. За мной запирают железную дверь, и я остаюсь с ней наедине.
Помню то тяжёлое молчание, как сейчас. Хотя, может, прошло ещё не так много времени, чтобы забыть. Девушка смотрит мне в шею, обнимая колени руками, пока я прячу глаза, делая вид, что осматриваюсь. В противоположном от девушки углу комнаты я вижу смятую на полу кофту, принюхиваюсь и понимаю, что воняет от неё. Положив кофту в ведро, начинаю протирать пол под девушкой.
– Что ты делаешь? – тугим скрипучим голосом спрашивает она.
– Убираюсь. А что непонятно?
Она замолкает, и тут я вспоминаю, что мне нужно её отсюда забрать.
– Это условие, чтобы забрать тебя отсюда.
– Что? – вжимая шею, хмурится девушка.
– Я тебя забираю, за тобой приехал, – слова, как всегда, не складываются в красивые мысли в голове, – ммм, короче, долго объяснять, я тебе по дороге расскажу.
– И куда поедем? – саркастически вздыхает девушка. – В суд? И какого чёрта ты вообще убираешься в этой камере?
– Мне тоже неловко, – бормочу я. Девушка вскакивает со скамьи и забирает у меня швабру. Менее неловко не становится. – Эмм.. нет, в суд тебе повестку потом пришлют.
– А откуда ты тогда это знаешь?
– Блин, давай сначала уедем отсюда и потом..
– Куда уедем? – вскидывается она. – Что тебе, здесь плохо? Вчера уже заходила пара таких помощников, как ты, их кушетка устроила! Куда поедем? В номера? И тогда я свободна?
У меня не хватило ни воздуха, ни слов, чтобы противостоять её наглости.
– Прошу, давай проветрим тут, и здесь меня возьмёшь, ок? Чем быстрее, тем лучше. И я уже сама домой поеду.
Я слышу, как с треском у меня скрипят зубы.
– Да ты кем себя возомнила, тварина, правила тут ставить?! Гонор-то свой припрячь! Я сюда реально спасать тебя приехал!
– Ах, вот как!
– Да. Унижаюсь тут, ползаю, фаршмак твой убираю, чтобы отпустили тебя, дура. Ты прежде чем голосить, разберись сперва. Вот тебе и благодарность пожалуйте!
– ДА ТЫ ЖЕ САМ НИ ЧЕРТА НЕ РАССКАЗЫВАЕШЬ!
В воздухе повисает тишина. На мгновение я представил, как всё это выглядит со стороны. В комнате для допросов под единственной лампочкой под потолком кричат друг на друга два обездоленных человека, не в силах изменить своё положение. Открывается железная дверь и в свете появляется постовой сержант.
– Чего разорались? Всё выяснили? Ты убрался? – обращается он ко мне.
– Высохнет – будет хорошо, – говорю я, обернувшись на протёртый пол.
– Окно открой и выходи, – приказывает постовой и смотрит на девушку. – Ты тоже. Только наверх.
Протянув руку меж прутьев решётки, я поворачиваю ручку окна в режим проветривания, выливаю воду из ведра, выбрасываю грязную кофту, возвращаю инвентарь на место, мою руки, молча прохожу мимо постового на выходе, и только когда беру девушку за руку, переходя дорогу, понимаю, что все действия до этого я произвёл машинально, не обдумывая их ни секунды.