Трагедия о Гамлете, принце датском

Лаэрт. Считайте, что не более. Ибо природа, развиваясь, растет не только в отношении крепости мышц и размеров тела. Но, когда ширится этот храм {55}, вместе с ним растет внутреннее священнодействие ума и души. Может быть, он и любит вас сейчас и его доброе желание не запятнано ни грязью, ни обманом. Но, помня об его высоком сане, вам следует остерегаться: он не хозяин своего желания, ибо он подчинен своему рождению. Он не властен, как простые смертные, сам отрезать для себя лакомый кусок, так как от его выбора зависит безопасность и здоровье всего нашего государства, и поэтому свобода его выбора ограничена мнением и согласием тела, которому он голова {56}. Итак, если он говорит, что любит вас, с вашей стороны разумно лишь настолько верить ему, насколько он может, согласно своему сану и званию, исполнить то, что говорит. А исполнить он сможет только то, за что подадут свой голос наиболее влиятельные круги Дании; подумайте о том, какой ущерб может быть нанесен вашему честному имени, если вы будете слишком доверчиво внимать его песням, или если потеряете сердце, или если вы откроете свое целомудренное сокровище его несдержанным домогательствам. Бойтесь этого, Офелия, бойтесь этого, моя дорогая сестра, и держитесь в тылу вашего увлечения, вне опасных выстрелов желания. Самая осмотрительная девушка уже достаточно неосторожна, когда открывает свою красоту луне. Даже добродетель не избежит ударов клеветы. Червь точит детей весны {57} часто до того, как раскроются их бутоны; и на утренней и текущей юности заразная порча особенно опасна. Итак, будьте осторожны. Вернейший залог безопасности заключается в страхе. Юность бунтует себе на гибель и без постороннего подстрекательства.

Офелия. Я сохраню это прекрасное наставленье стражем моего сердца. Но, добрый брат мой, не поступайте так, как поступают некоторые нечестивые пастыри, которые, указывая крутой и тернистый путь к небу, сами, подобно легкомысленным, беззаботным повесам, идут по усеянной весенними цветами тропе наслаждений и не считаются с собственной проповедью.

Лаэрт. За меня не бойтесь. Однако я замешкался. Но вот идет мой отец.

Входит Полоний {58}.

Двойное благословение - двойная благодать. Случай улыбнулся второму прощанию.

Полоний. Все еще здесь, Лаэрт! Стыдно! Скорее, скорее на корабль. Ветер сидит на плече вашего паруса {59}, вас ждут. Вот, прими мое благословение. И, смотри, запиши в памяти следующие правила. Не выбалтывай своих мыслей, а беспорядочные мысли не приводи в исполнение. Будь общителен, но не фамильярен. Друзей своих, дружбу которых ты испытал, прикрепи к душе стальными обручами. Но не мозоль ладони общением с каждым только что вылупившимся, неоперившимся приятелем. Остерегайся вмешиваться в ссору. Но если ты принял в ней участие, доведи дело до конца, чтобы противник остерегался тебя. Открой ухо для всех, но говори с немногими. Слушай каждого, но храни про себя свое суждение. Покупай дорогую одежду, насколько позволит твой кошелек, но без излишних модных причуд: богато, но не пышно. Ибо одежда часто выражает человека. Во Франции люди высшего ранга и положения особенно разборчивы и благородны в этом отношении. Не занимай денег и не давай взаймы. Ибо, давая взаймы, часто теряешь и деньги и друга, а беря взаймы, притупляешь в себе чувство бережливости. Но вот что главное: будь верен самому себе, и отсюда необходимо последует, как ночь следует за днем, что ты никому не изменишь. Прощай. Да поможет благословение этим словам созреть в тебе!

Лаэрт. Милорд! Со всем смирением прощаюсь с вами.

Полоний. Время не терпит. Ступайте, ваши слуги ждут вас.

Лаэрт. Прощайте, Офелия, и помните хорошенько, то, что я сказал вам.

Офелия. Это останется запертым в памяти моей, и вы сами будете хранителем ключа.

Лаэрт. Прощайте. (Уходит.)

Полоний. О чем это, Офелия, он говорил с вами? {60}

Офелия. С вашего позволения - о принце Гамлете.

Полоний. Ага, это он хорошо придумал. Мне говорили, что за последнее время Гамлет часто виделся с вами наедине и что вы, со своей стороны, были очень милостивы и щедры на свидания. Если это так, как мне об этом говорили, - а говорили мне это в виде предостережения, - тогда я должен сказать вам, что вы не понимаете ясно, как подобает вести себя моей дочери и чего требует от вас честь. Что такое между вами? Выкладывайте правду!

Офелия. Он за последнее время, милорд, много раз давал мне свидетельства своего чувства.

Полоний. Чувства? Вздор! Вы рассуждаете, как неопытная девочка, не испытавшая еще таких опасных обстоятельств. И вы верите его "свидетельствам", как вы их называете?

Офелия. Я не знаю, милорд, что мне следует думать.

Полоний. Ладно, я вас научу. Думайте о себе, что вы - ребенок, потому что приняли эти свидетельства за чистую монету, между тем как они не полноценны. Цените себя подороже. Иначе, - выражу мысль так, чтобы не нарушить дешевого каламбура, - это окажется свидетельством того, что вы остались в дурах {61}.

Офелия. Милорд, он настойчиво уверял меня в любви в самой честной манере.