Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Образ «светолучения» первосвятительской власти служит здесь замечательным выражением православного представления о харизматической, благодатной природе первосвятительства. Напомним, что и само учение о божественных энергиях, утвержденное на «паламитских» соборах ХIV в., опиралось, наряду с многовековым опытом исихастов, также на Евангельский образ Фаворского Света. Именно против признания Божественной, нетварной природы этого Света выступали противники св. Григория Паламы. Этот Свет стяжали подвижники в «умном делании»; этот же образ «светолучения» не случайно возникает у митрополита Кирилла. Для полного разгрома современного «Варлаама» – митрополита Сергия – оставалось необходимым сделать последний шаг – четко выяснить канонические условия, без которых церковная власть этого «светолучения» иметь не может.

Но пока этот шаг не сделан, митрополит Сергий еще имеет возможность защищаться, опираясь на изначально ложную идею заместительства как преемства единоличной власти.

«Не ограничивает моих полномочий, – отвечал митрополит Сергий в письме митрополиту Кириллу от 20 декабря /2 января 1930 г., – и то обстоятельство, что получил я их не непосредственно от св. патриарха, а от местоблюстителя…

Смысл единоличного заместительства в том и состоит, что патриаршая власть всегда остается в Церкви налицо во всем объеме, хотя бы она в данных руках была лишь на очень короткое время и хотя бы до этих рук дошла через много промежуточных ступеней».

Здесь с такой же четкостью, как и его оппонент, митрополит Сергий выразил противоположное, чисто бюрократическое понимание церковной власти. Ясно, что «неизменно сохраняться в полном объеме» могут только полномочия чисто человеческого характера, принятые в соответствии со взаимными обязательствами. Говорить о «сохранении в полном объеме» божественной энергии было бы невозможно, т. к. при неправильных действиях даже и патриарха божественная благодать сопровождать эти действия не будет: наличие сана первоиерарха открывает возможность для действия церквеустроительной благодати, но не гарантирует ее.

Сравнивая первосвятительскую благодать с другим видом харизмы – тайносовершительной, подчеркнем, что при существенном нарушении порядка действий во время совершения таинства, оно может просто не осуществиться. Но в этом случае основные действия священника – определенные и раз навсегда заданные, чего нельзя сказать о действиях первосвятительских по устроению Церкви. Это очень усложняет вопрос.

Вскоре после цитированного выше письма митрополит Сергий с Синодом, не получив «покаянного» ответа от митрополита Кирилла, принимают постановление о предании его архиерейскому суду и увольнении от управления епархией: на запрещение в священнослужении, так же как и в случае с митрополитом Агафангелом, митрополит Сергий не осмеливается.

Церковная жизнь требовала развития учения о Церкви, и оно продолжает развиваться – двумя все более расходящимися путями, лишь один из которых – православен.

По-своему решает митрополит Сергий и вопрос об отношении к фундаментальному указу 1920 г., – как всегда, умело цепляясь за букву и полностью изгоняя реальное экклезиологическое содержание. В своем письме в Париж к митрополиту Евлогию от 15/28 октября 1930 г. он пишет:

«Свой административный разрыв с патриархией (так отныне стала называться сергиевская канцелярия. – Л.Р.) Ваше высокопреосвященство хотите обосновать на указе св. патриарха от ноября 1920 г. Но указ этот предусматривает, так сказать, физическую невозможность сношений с Церковным центром, у нас же с Вами, по Вашему собственному признанию, скорее только взаимное непонимание».

Митрополит Сергий, разумеется, обходит вопрос о том, что в указе имеется в виду реальный Церковный центр – таким центром мог бы быть поставленный собором первый епископ – митрополит Петр, но с ним действительно нет «физической» связи.

А митрополит Сергий?

Митрополит Сергий – центр экклезиологически фиктивный, и связь с ним ничего не решает.

Но митрополит Сергий уверен, что он и есть первый епископ, по крайней мере, «фактический»: