Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Отношения между церковью и государством складывались по-разному на православном Востоке и католическом Западе. Византийская империя до конца сохранила «симфонию» и в качестве образца передала ее славянским и кавказским народам. Римская же церковь встретилась с многообразием языческих народов при отсутствии у них общего государства – это вынудило ее взять на себя некоторые объединяющие функции, свойственные имперской власти. Не отождествив себя с какой-либо конкретной нацией или государством, римская церковь стала своего рода «империей»: наднациональным и сверхгосударственным объединением со своим особым языком (латынь) и ни от кого не зависящей администрацией, полностью управляющей мирскими аспектами церковной жизни и активно участвующей в политических международных делах.

Однако и в Византии иерархическое членение церкви не вполне совпадало с административной и национальной структурой империи. Так, наряду с великой Константинопольской церковью, в пределах империи существовали еще три вполне самостоятельные (автокефальные) церкви с собственными патриаршими кафедрами: Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская. Стремление богословски осмыслить природу Церкви как человеческую природу Иисуса Христа привело к появлению теории «пентархии»: пять патриархатов (включая Римский) рассматривались как органическое членение Христова Тела – их существование связывалось с пятью органами чувств, свойственными Христу как человеку. В дальнейшем эта теория не утвердилась (хотя бы потому, что возникли новые автокефалии), но сама эта тенденция византийской мысли очень показательна.

У народов славянских и кавказских церковь в наибольшей степени оказалась связанной именно с национальным началом: церковь у этих народов послужила целям национального объединения и создания самостоятельной государственности. Обращаясь к народу на его родном языке и помогая ему осуществить свои национальные задачи, церковь становилась «народной святыней», а христианские начала проникали в самые основы народного самосознания. Тесный союз церкви с нацией был исторически благотворен для этих народов, но в то же время создавал опасность нарушения правильных взаимоотношений «ветхого» человека и «нового». Если в Византии церкви угрожала чрезмерная втянутость в наднациональную имперскую политику, то у народов славянских и кавказских церковь нередко оказывалась подчиненной национальным интересам: такое подчинение константинопольские богословы считали особой ересью, которую они назвали «филетизмом».

В силу общей греховности «ветхого» человека, национальное начало требовало нравственного контроля и пастырского руководства со стороны духовно независимой церкви – когда же национальное ставилось выше церковного, то это ослабляло спасающее и преображающее воздействие церкви на народную и государственную жизнь. Самое же худшее начиналось тогда, когда в самой церкви (еще раз вспомним о ее двуединой человеческой природе) «ветхий» человек начинал подчинять себе «нового». Именно это произошло в Русской церкви после ее иерархического отделения от Константинопольской патриархии и победы «иосифлянства» над «нестяжательством» в начале ХVI века. Извращение внутренней структуры церкви привело к ее катастрофическому духовному ослаблению, в результате чего «симфония» по византийскому образцу ни в Московском царстве, ни в Российской империи так и не удалась.

Глубокие изменения в жизни народов и государств в ХХ веке привели к появлению новых форм взаимоотношения церкви и мира, а также «ветхого» и «нового» человеческих начал внутри самой церкви. Современные государства, отделив от себя церковь, предоставили ей роль частного сообщества, реальный объем прав и авторитет которого определяются нравственным состоянием и духовными установками самих народов и государств. В частности, в связи с эмиграцией возникла обширная православная диаспора, составленная из верующих, живущих вне границ своих национальных государств.

Русская диаспора создала четыре формы церковного устроения: часть приходов, верная государственному принципу членения церкви, осталась в иерархическом подчинении Московской патриархии; Американская православная церковь объединилась по территориальному принципу и получила автокефалию; Русская церковь за рубежом (карловацкая или синодальная) объединилась по национальному принципу и создала самостоятельное церковное управление; Архиепископия Франции и Западной Европы обратилась за иерархическим возглавлением к Константинопольскому патриархату, исходя из его «вселенского», т. е. всемирного, общеправославного, и наднационального характера.