Читаем «Трагическая эротика» полностью

Мой знакомый рассказывал мне об этих заговорах с большими подробностями и с рядом имен, считая их, по-видимому, делом самым обычным. Во мне его рассказ возбудил самые сложные чувства. С одной стороны, я, игравший такую роль раньше в деле борьбы со всякого рода заговорами, сознавал, что моим долгом было бы явиться к теперешним руководителям политической полиции и, сообщив им известные мне факты, дать возможность предотвратить готовящийся переворот. Но, с другой стороны, по существу я сам целиком сочувствовал людям, эти заговоры организовывавшим, и понимал, что если есть возможность предотвратить надвигающуюся катастрофу, то только одним путем – возможно более быстрым проведением переворота сверху. Положение было действительно настолько трагично, что только быстрая смена главы государства может предотвратить революцию и спасти государство и династию. Пусть только действуют скорее, чтобы революция их не перебила, думал я, и в этом же смысле говорил тому моему знакомому, который рассказывал мне о планах заговорщиков1490.

Известно, что планы переворота не были реализованы, однако подобные разговоры о заговорах и сочувственное восприятие идеи переворота становились важнейшим политическим фактором. Подобное невероятное и продолжительное бездействие влиятельных чиновников разлагало государственный аппарат. Эта пассивность в полной мере проявилась в дни Февраля, когда казаки фактически не участвовали в разгоне демонстраций, а многие офицеры, унтер-офицеры и солдаты с сочувствием относились к толпе, не спешили выполнять приказы начальствующих лиц, а то и попросту игнорировали их. Генералы и бюрократы, придерживавшиеся порой весьма консервативных взглядов, медлили с принятием безотлагательных решений. Объясняется ли это лишь некомпетентностью и нерешительностью? И как понять поддержку Временного комитета Государственной думы в дни революции со стороны некоторых правых депутатов, если не принимать во внимание особенности нарастания крайней оппозиционности многих убежденных монархистов?1491

Исследование слухов и дел по оскорблению членов императорской семьи позволяет также высказать некоторые соображения относительно политико-культурной ситуации эпохи революции. Следует вновь отметить – невозможно в данном случае согласиться с часто встречающимся противопоставлением культуры «высокой» и «низкой», культуры образованных «верхов» и культуры темных «низов». Разумеется, многие интеллигентные современники отрицали и с возмущением обличали грубую, «порнографическую» массовую культуру. Однако при этом они сами весьма способствовали порой распространению тех самых слухов, которые и сделали возможным появление соответствующих «низких» текстов, изображений и постановок. И «верхи», и «низы» здесь выступают как носители разных вариантов одной и той же авторитарно-патриархальной политической культуры.

Антидинастические слухи были индикатором остроты кризиса режима, но они же и становились важным фактором, обостряющим этот кризис. В канун революции невероятные слухи объединяли разнородное общество, сплачивая воедино несоединимые, казалось бы, силы – монархистов и республиканцев, социалистов и либералов, сторонников и противников войны. Политика обеспечения «единства царя и народа», которая в начале войны поддерживалась различными силами, преследовавшими свои собственные цели, сменилась всеобщим отстранением от Николая II, дискредитированного и народной молвой, и экспертными оценками представителей политической элиты. Слухи подталкивали открытых противников режима ко все более активным действиям, слухи парализовали действия потенциальных сторонников власти. Образ царя и царицы в «достоверных» слухах противоречил официальному пониманию монархического патриотизма, персонажи слухов как бы бросали вызов религиозным и политическим убеждениям многих убежденных монархистов, которые в этой атмосфере необычайно быстро радикализировались. Из Казани члену Государственной думы И.В. Годневу писали в начале декабря 1916 года: «Все общество Казани охвачено тем же порывом, как и Государственная дума. Закипело патриотическое, гражданское сердце без различия политических партий. Бывшие очень правые скачут налево, опережая центр. Мне лично пришлось услышать от очень правых интеллигентных и простых людей сознание, что они молились не тем богам и просили достать им где-либо речи Милюкова и пр. Об этих речах всюду огромный гул. Популярность огромная»1492. Вряд ли следует полагать, что патриоты правых политических взглядов, совершая «скачки» налево, минуя центр, становились убежденными единомышленниками лидера конституционно-демократической партии. Вернее было бы предположить, что они, оставаясь приверженцами своего старого политического идеала, опережали более умеренных сограждан в критике персон, олицетворявших режим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги